Тело - как улика

В трубке бился плачущий голос - ускользающий, еле слышный: "Мне больше незачем жить... Я сама не знаю, зачем звоню: вы для меня как последний шанс. Как соломинка, хотя вряд ли я сумею за нее ухватиться... Я такая страшная, меня никто не любит. И все из-за моей внешности. Маленькая, полная, коротконогая - и с этим справиться не могу. Столько усилий положила, столько денег - и все зря! Жизнь совершенно не изменилась, никакого просвета впереди. Я не вижу смысла дальше жить..."
Не сразу удалось хоть как-то сменить тему, отвлечь женщину от мыслей о самоубийстве, услышать от нее хоть что-то более разумное. Потому что она все время куда-то ускользала; такое впечатление, что еще полслова - и опустит трубку на рычаг, растворится в ночном городе... Но что можно было возразить на ее уверенные слова?


Я ведь ее не вижу, чтобы убеждать в том, что она не права.
Но чувствую, что наговаривает на себя: может быть, и вправду невысокая, не худенькая, не длинноногая, но вся беда, скорее всего, в том, что внутри, а не снаружи. Что-то случилось в жизни, какая-то серьезная неудача, а женщина обвинила во всем свою внешность, попыталась решить все проблемы, изменись снаружи, - и то ли совсем не изменилась, то ли изменения не дали результата. В любом случае жизнь разбита, нет просвета впереди... Разумеется, это она так думает. И в итоге я сказал моей пока невидимой собеседнице: "Знаете что, приходите. Давайте вместе разберемся, что произошло. Как минимум я хотя бы взгляну, чем это вы в себе так недовольны!" Моя собеседница молчит. И продолжает уже с ноткой недоверия: "Да я была уже у сотни врачей. И худела, и ноги удлиняла, и грудь подтягивала... Все обещали результат, а ничего не изменилось... Зачем же дальше делать то же самое? Видно, никто мне уже не поможет..."

...Уф, опять все сначала. Долго и терпеливо объясняю, что нет у меня такой цели - обещать уменьшить человека в объемах или подтянуть грудь. В конце концов, я не с телом, а с душой работаю. И вот такое отчаяние, отрицание смысла жизни, полная разбитость и потерянность - моя область работы. Голос на том конце провода опять перестал ускользать: "Вы думаете? И поможет? Гарантируете результат?"

"Какой результат? - переспрашиваю снова. - Что вы похудеете? Нет, конечно. Но то, что мы с вами разберемся, надо ли вам худеть, будет ли вам это выгодно, пойдет ли на пользу вам, в конце концов, - это будет. И главное - выявим причины, которые заставили вас ненавидеть собственное тело, которые привели вас к сегодняшним мыслям о ненужности жизни. Найдем, что мешает вам быть счастливой, и решим, как можно это устранить. Разумеется, не я буду решать за вас - мы будем разбираться вместе. Поэтому и прошу вас прийти и помочь мне. А когда все встанет на свои места, будете спокойно решать, худеть вам или не надо. Договорились?"

Когда я увидел эту женщину - Нину, то окончательно убедился, что беспокоилась она зря. Вернее, масштабы "трагедии", если расценивать только внешние данные, никак не соответствовали ее желанию расстаться с жизнью. Ну, рост небольшой, ну, ноги не от ушей. Даже полнота не такая сильная: не ожирение, а именно полнота. Конечно, Нина внешне больше напоминала колобок, чем вешалку для одежды, но это ее практически не портило. В общем, реальная внешность никак не была поводом для самоубийства. А вот в душе ее действительно творилось Бог знает что. И держалась она просто из рук вон. Горбилась, сжималась, забивалась в уголок... Одежда была на ней самая непрезентабельная; не то чтобы неаккуратная или совсем на выброс, а просто словно накиданная впопыхах - как будто сама Нина совершенно не заботилась о том, одета ли она вообще. Так, собственно, и оказалось: она совсем махнула рукой на свою физическую оболочку.

Год назад от нее ушел муж, предварительно в течение нескольких лет изменявший. Нина говорит - все дело в ее непривлекательности, немодной внешности, отсутствии красивой фигуры и длинных ног. С работы ее недавно уволили - она считает, что из-за "нетоварного вида", все же она работала в коммерческой фирме. И когда Нина активно попыталась изменить внешность, улучшений не произошло, а наоборот. Она стала плаксивой, неуравновешенной, умудрялась часто болеть. Таким образом, симпатичная женщина медленно, но верно превращала себя в неврастеничку, не умея вырваться из того круга, по которому бежала годами. А началось все, как водится, с детства. Точнее, с подростковых времен.

...Мать Нины была человеком известным - профессором математики, доктором наук. Преподавала в крупном институте, возглавляла специальный экспериментальный отдел (на который, кстати, то и дело сыпались различные льготы и премии). Но человеком была достаточно жестким и строгим, в том числе и в отношении дочери. С отцом Нины она рассталась, когда девочке было всего пять лет. Нина помнит отца очень смутно: ей кажется, что всю жизнь в доме главенствовала мама, называя отца не иначе как "половой тряпкой". Поэтому Нина усвоила с детства: маму в доме слушаются все, и папа, и уж тем более она, дочь. А когда папа ушел, они с мамой остались вдвоем. И мама стала говорить подрастающей дочери, что теперь сама займется ее моральным обликом и мировоззрением. Во-первых, мать внушила Нине, что тело - только оболочка и неприлично потакать его желаниям и капризам. Высшее в человеке - его стремления и цели, и "жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно...". В качестве примера мама приводила дочери себя: всю жизнь положила на алтарь науки, пожертвовала ради нее собственным счастьем, собственной семьей. Зато сейчас ее коллектив стоит на пороге великих открытий и так далее... Нина слушала и поражалась: разве в этом человеческое счастье? Более того, неужели все телесное вправду настолько грязно? Во-вторых, Нине было внушено, что себялюбие - качество постыдное. Нельзя делать что-то для себя. Жизнь надо посвятить человечеству. И только так можно завоевать признание. Личные интересы нельзя ставить выше общественных, в общем, знакомая песня воспитателей семидесятых годов.

Тем временем девочка потихоньку превращалась в подростка. Мама хорошо потрудилась на ниве ее просвещения: Нина видела перед собой одну цель - хорошо учиться. Из класса в класс переходила она круглой отличницей. Никогда не пренебрегала интересами коллектива, всегда проявляла инициативу на всех субботниках и сборах макулатуры. Однако с одноклассниками не находила общего языка. Они называли ее выскочкой, засушенной крысой, книжным червем. И не упускали случая пошутить по поводу ее внешности: Нина не уделяла внимания ни прическе, заплетая две косицы, как первоклашка, ни одежде - ходила в тупоносых ботиках еще маминого детства. К тому же девочка была немного неуклюжа, потому что спортом никогда не занималась, а на уроках физкультуры не слишком-то старалась и думала о чем-то постороннем, хотя требования учителя выполняла добросовестно: ей важна была пятерка, а не работа над своим телом. Потому что главное - это духовное начало в человеке! Однако из-за физкультуры и случился первый за столько лет конфликт Нины с учителями.

В классе пятом-шестом девочки начали активно развиваться: появились бедра, грудь. Тем не менее учитель (мужчина) настаивал на "короткой форме" - маечки и трусики. Нина не понимала, что ее смущает, но с некоторых пор ей стало неудобно ходить на уроки физкультуры в коротких трусах, ей хотелось спрятать свои ноги: казалось, что они напоминают окружающим о ее "животной сущности". А уж с грудью была полнейшая трагедия. Начавшие формироваться молочные железы были видны из-под белой футболки все явственнее, и это невероятно смущало Нину. Разве могла она представить, что позже подростки будут специально обливать друг друга водой, чтобы под мокрой маечкой показалась грудь с торчащими сосками? Да и что вообще будут загорать без купальника? Нине очень сильно мешали ее груди, которые она всеми силами старалась спрятать. Тем более что мальчишки в классе затеяли новую игру: придут на физкультуру и разглядывают девчонок. И смеются во весь голос, вслух обсуждая изменения девичьих фигурок, а также наличие или отсутствие бюстгальтеров на одноклассницах. Сегодняшним подросткам это покажется наивным, смешным и непонятным - как можно смеяться над такими мелочами, а главное, обижаться на такую ерунду? Но тогда были другие нравы. Конечно, подобные комментарии не делают честь интеллектуальному развитию этих парней, да и учителю, который почему-то не пресек этот площадный гогот.

Разумеется, не одна Нина менялась внешне. У многих девочек были те же проблемы, и они стеснялись ходить на уроки. Но, во-первых, Нина не могла, как они, прогулять или соврать, что больна или забыла форму, а во-вторых, она болезненнее всех реагировала на глупые гоготания мальчишек, обсуждавших физические изменения одноклассниц. Она и налетала на них коршуном, и плакала... Одному даже залепила пощечину. Он настолько удивился, что не дал сдачи. Однако насмешки в адрес Нины возобновились с удвоенной силой. Ведь известно, в подростковом мире так: кто больше и чаще реагирует на дразнилки, того больше всех и дразнят. Прочие девчонки только отмахивались от гогочущих парней, в крайнем случае говоря "дурак" или платя той же монетой: "А у тебя трусы видно, красные!" Нина так не могла - ей было слишком стыдно. Мальчишки видели: с ней происходит что-то страшное и, наверное, нехорошее. Насмешки причиняли закомплексованной Нине чуть ли не физическую боль. Она попробовала прийти на физкультуру в темной маечке, чтобы не просвечивал лифчик, и в длинных тренировочных брюках, но заработала замечание от учителя и была выгнана с урока. Вот оно, еще одно школьное правило: все должны быть одинаковыми, и неважно, почему тот или иной человек не может поступать так же, как все остальные. Вместо того чтобы разобраться, учитель удивленно глянул на отличницу Нину и просто выгнал ее. Чтобы неповадно было остальным. А то и так в последнее время дисциплина на уроках хромает, только и знай орут какие-то глупости!

И тут Нина сорвалась. Она дома закатила маме настоящую истерику: "Зачем это у меня? Я не хочу! Почему все смеются? Я убегу из школы!" Мама не изменила своего строгого тона: "Ну-ка, прекрати истерику! Правила есть правила, их поменять нельзя. А вот обойти можно!" Математический ум мамы подсказал ей простой выход: она понимала, что ее вожделенные мечты о золотой медали дочери могут пойти прахом из-за какой-то физкультуры, на которую и времени-то жаль: что она дает интеллекту? И мама через знакомого врача достала дочери справку: больна, от физкультуры освободить на все время обучения. Девчонки ахнули от зависти: "Нин, а чем ты больна?" Да она и сама не знала: справку принесли маме на дом, и она лично отдала ее учителю. Справка защитила Нину от насмешек (которые все равно некоторое время продолжались), но закрепила в ее сознании две вещи. Во-первых, иметь болезнь выгодно. Это спасает от многих жизненных неприятностей. И во-вторых, ее, Нинина, болезнь - это ее страшное, нелюбимое, "грязное" тело. И она с этим телом будет вынуждена жить всю жизнь...

Так или иначе, но школу Нина закончила. О подростковом времени она вспоминает с содроганием: когда у нее начались месячные, она буквально потеряла дар речи, решила, что умирает. Мама только фыркнула: "Возьми бинт и успокойся. Все это не стоит внимания". Мама за высокими духовными идеалами не видела необходимости просвещать дочь в "грязных телесных вопросах". И что интересно, через "влияние улицы" Нина тоже прошла незапятнанной: ведь обычно про всякие особенности своего организма девочки узнавали если не от мам, то от просвещенных подружек (ну не было тогда литературы, из которой такая вот Нина могла бы все узнать). Но ведь с ней особенно не разговаривали, не общались, не делились сокровенными тайнами и новостями. Так и выросла Нина в полной безвестности в отношении своего тела и его женского предназначения. Тема половых отношений была в семье полностью закрытой. Не то чтобы запрещалось, а было неприличным разговаривать на эту тему, как ходить без штанов или ковырять в носу. Мама считала это животными интересами. Вот наука и коллектив - это другое дело!

С той же категоричностью ученая мама определила и дальнейшую судьбу дочери: Нина, как золотая медалистка, легко поступила в тот же институт, где работала ее мать, на тот же факультет. Мама наверняка позаботилась, чтобы единственный положенный медалистам экзамен дочка выдержала блестяще: да и сама Нина была неплохо подкована. Благо все десять школьных лет училась, а не отвлекалась на пустяки! Нина без особых усилий стала студенткой. И втайне надеялась, что теперь сумеет стать хоть немного самостоятельнее, обрести друзей - хотя кто будет водиться с такой страшной? Но может быть... Однако и в институте мама контролировала каждый шаг дочери (поэтому и пристроила ее к себе, чтобы не забивала дочь голову глупостями...). Нина так и ходила тихой, незаметной мышкой, думая, что от ее внешности однокурсники будут только шарахаться. Однако мама, выбирая факультет для дочери, не учла одного: в Нининой группе из тридцати студентов были только четыре девочки, и, честно говоря, все такие же "серые мышки", для которых внешность была не важна. В общем, получилось так, что Нина, вопреки собственным желаниям, оказалась самой симпатичной в группе. И пользовалась успехом. Но это не радовало, а пугало ее.

Во-первых, мама, словно тень, следила за ее учебой и всем прочим: ни минуты на глупости, жизнь на алтарь науки! А во-вторых, сама Нина была убеждена, что ее внешность может быть только предметом насмешек и интерес противоположного пола к ней - не что иное, как обычное издевательство с целью подразнить, а потом сделать ручкой. И Нина все пять лет учебы упорно шарахалась от ухаживаний, в принципе достаточно искренних. Она подавляла в себе всякие "низменные желания" - в общем-то довольно платонические. Ей все время подспудно хотелось влюбиться, чтобы это было красиво и возвышенно, а не так, как ее однокурсницы обнимаются с парнями в темных коридорах. Она закончила учебу с красным дипломом и хотела пойти работать, но ее распределили... в мамин знаменитый экспериментальный отдел. В итоге Нина так и не стала самостоятельной. Более того, она оказалась еще более одинокой: ведь ей было уже за двадцать, сверстницы готовились к свадьбам, некоторые уже качали детишек, и Нине просто было не о чем с ними говорить. А в лаборатории у мамы - одни взрослые люди, из студентов лишь она одна, самая талантливая и перспективная. Правда, работа действительно была интересной, но неужели так и вся жизнь пройдет? А любовь, а счастье? И тут же сама себя обрывала: это недостойно настоящего человека, это грязно! Высокие идеалы, стремление вперед на благо Родины - вот смысл жизни...

Но идеалы идеалами, а мама все чаще заводила дома речь о том, что дочери пора замуж. Конечно, наука на первом месте, но таков порядок: у человека должна быть семья, и у женщины особенно. Вот она, мама, хоть и доктор наук, но все же хозяйство ведет и даже готовит неплохо. Нина тогда не заикнулась о том, что мама как развелась, так ни одного мужчину в дом и не пригласила. Хотя готовить продолжала: для себя, что ли? А как же низменность плотских желаний? Нине не приходило в голову, что и наука, и готовка - это мамина сублимация. Иными словами, выход нереализованной сексуальной энергии, превращенной в истовое отношение к труду. От всплесков такой энергии, случалось, рыдал весь мамин отдел.

Маме не нравились рассуждения за спиной, что, мол, дочь у нее - старая дева... Но время шло, Нине исполнилось 27, а она все еще была девственницей в самом полном смысле этого слова: с трудом представляла, откуда берутся дети, да и не занимало это ее настолько, чтобы задумываться. Да, ей хотелось красивой любви, возвышенной, духовной, не низменно-плотской; но чем должна была закончиться такая красивая любовь, она не представляла. Да и не заботилась об этом, Нина воспринимала эту сторону человеческих отношений как маленькая девочка, и этим ее мать особенно гордилась: вот какую непорочную дочь вырастила она!

Однажды Нина, придя с работы, увидела, что мать принаряжена и накрывает на стол. "Мама, у нас будут гости? Что случилось?" - удивилась Нина. Ведь до официальных праздников далеко, а никаких поводов для застолья, кроме общенародных, мать не признавала. Тем не менее стол был прекрасен: мама не утратила способности к готовке. Она сказала дочери: "Поди приведи себя в порядок. Ко мне зайдет сотрудник, мы обсудим итоги нашей работы. У нас новые достижения, их надо отметить". Нина была более чем изумлена: успехи в работе мама отмечала исключительно на работе, да и то просила ограничиваться сухими поздравлениями. А здесь - вино, закуски, парадная сервировка... На долю секунды у Нины мелькнула мысль, что мать ждет не сотрудника, а своего любовника. И тут же Нина устыдилась настолько, что чуть не попросила вслух прощения у матери. Но тут в дверь позвонили, и вошел гость. На вид лет 35, он весь был буквально с иголочки. Белая рубашка, дорогой костюм, блестящие туфли. И с цветами: принес два букета! Один вручил матери, а другой - с поклоном - Нине. "Разрешите представиться? Алексей, сотрудник вашей мамы". И поцеловал Нине руку.

У Нины все перевернулось внутри. Вот он, ее прекрасный принц! И как это раньше она не замечала его? Как непринужденно он сидит за столом - и практически не прикасается к винам, умерен в еде, в общем, чуть ли не ангел: во всяком случае, в нем нет ничего плотского, низменно-животного. И Нина с ходу влюбилась в галантного визитера.

Тем временем Алексей и не подозревал, что его цель будет достигнута столь быстро. Он и вправду был одним из любимых сотрудников матери Нины: разумеется, любимым только за научные достижения и трудовые показатели. Просто Нинина мать не так давно перешагнула шестидесятилетний рубеж, и недоброжелатели, которых хватало во все времена, начинали интересоваться: не собирается ли она на пенсию? И кого назначит вместо себя? Сейчас, когда научные учреждения находятся буквально за чертой бедности, это непонятно, но тогда - о, тогда было много охотников занять место начальницы экспериментального отдела, со всеми прилагающимися загранкомандировками, заказами, льготами и премиями! И никто не знал, кого начальница назначит своим преемником. Все молча ждали, а она словно и не собиралась на заслуженный отдых. Тем не менее ближайшее окружение, к которому принадлежал и Алексей, активизировалось. И так как состоял этот круг в основном из мужчин, каждый логически рассудил: место будет доверено самому близкому человеку. Ведь начальница известна своей чудаковатостью: в своей работе она ценит не весомую материальную выгоду, а свои научные достижения. И доверит дело всей своей жизни тому, кому сможет доверить более дорогое - собственную дочь. Иначе говоря, самая большая вероятность занять место руководителя лаборатории будет у того, кто сумеет стать зятем нынешней начальницы. И поэтому мать Нины не испытывала недостатка в желающих засвидетельствовать свое почтение ее дочери. Да, весь институт считал, что дочь-засушенная вобла (не в смысле фигуры, а в смысле женской сущности) и при достаточно сексапильной внешности настоящая старая дева. Но претенденты боролись за руку Нины не ради ее самой - ради места, которое занимала ее мать.

Разумеется, ни Нина, ни мама не могли этого знать. Однако знал это Алексей, рассыпая комплименты и целуя ручки, - упаси Боже выглядеть несдержанным самцом! Тактику он рассчитал верно: девушка купилась на красивые слова и рыцарское обхождение, а мать - на искренность и самоотверженность, которые Алексей проявлял как на работе, так и ухаживая за ее дочерью.

Алексей в свои 35 был холост, точнее, разведен. Наличие первой семьи не смущало маму Нины: она считала, что это прибавляет мужчине солидности, что выдать невинную девушку практичнее за опытного мужчину. И лишь вскользь поинтересовалась у Алексея причиной распада семьи. Тот ответил, потупя взгляд: "Моя супруга была очень несдержанна в своих потребностях, и мы расстались". Своим ответом он явно стремился угодить будущей теще - так и случилось. А на самом деле Алексей развелся из-за того, что жена ему изменила: откровенно, не таясь, даже демонстративно. И это нанесло ему глубокую душевную рану: по крайней мере, он жил одиноко целых пять лет и в глубине души считал себя неполноценным мужчиной, который не сумел обеспечить женщине такое удовольствие, чтобы она не думала о других. Разумеется, причины распада первой семьи Алексея были не так просты, но неуверенность поселилась в нем надолго. Еще и поэтому он стремился взять в жены неискушенную девушку - ей не с чем будет сравнивать, и он будет для нее первым во всех отношениях. Алексей только никак не мог поверить, что двадцатисемилетняя Нина - девственница. Но когда он открылся ее матери в отношении своих семейных планов, что, кстати, было одобрено будущей тещей, то позволил себе задать вопрос, не была ли Нина замужем. И, обычно скупая на эмоции, мать не ограничилась сухим "нет". Она всплеснула руками: "Что вы! Она девушка!" И Алексей решился: уж больно привлекательным казалось место Нининой матери. Он приходил в их дом еще несколько раз, всегда наглаженный, начищенный, с цветами. И однажды, придя при особом параде, попросил у своей начальницы руки ее дочери. Нина вспыхнула и убежала из-за стола: ее никто и не спросил, согласна ли она. Все и так было понятно.

У Алексея была маленькая однокомнатная квартира, где молодые и поселились. Нина мечтала именно об этом замужестве еще и потому, что планировала наконец уйти из-под маминой опеки к опытному мужу, в его отдельное жилье. Собственно, так и вышло. Алексей жил далеко от Нининой матери, и молодые зажили самостоятельной жизнью. Однако первые же дни этой жизни стали для Нины психологической травмой. Алексей со своей неуверенностью в своих мужских качествах был самым неподходящим интимным партнером для такой девушки, как Нина. Мало того что она была полностью не просвещена в интимных вопросах, мало того что все это считала грязным и низменным - она была еще уверена, что ее тело отвратительно. Поэтому, стоит мужу увидеть ее обнаженной, он тут же разведется с ней. И первая брачная ночь у молодых прошла никак. Алексей, увидев, что Нина, завернувшись в одеяло, забилась в угол кровати, махнул рукой и лег спать.

Беря в жены девственницу, причем уже "в возрасте", он и не рассчитывал, что она начнет сама с первых дней проявлять инициативу. Но почему она постоянно от него прячется, почему отталкивает его руки даже тогда, когда он сам пытается чему-то научить ее? Неужели потому, что он действительно настолько неполноценный мужик? Именно на этой почве начались у молодых первые размолвки. И хоть с горем пополам Нина лишилась девственности, в сексе удовольствия она не получала никакого. В первую очередь потому, что просто не могла себе этого разрешить: как, это же все равно что вываляться в грязи - думать о плотских наслаждениях! Да и боялась она раскрепоститься, потому что постоянно думала о том, куда спрятать собственное тело. А муж опять был недоволен тем, что жена снова легла спать в длинной сорочке и трусиках.

Разумеется, если бы молодые супруги могли спокойно обсудить все проблемы между собой, не сломалась бы их семейная жизнь, практически не начавшись. Но они не могли интересоваться душевным миром друг друга, потому что изначально были совершенно чужими людьми. Ведь по большому счету не любовь и даже не страсть привела их в ЗАГС: Алексей заключал брак по примитивному расчету, а Нина - вообще сложно сказать почему. Она видела мир сквозь розовые очки, как подросток, и вовсе не любовью называлось ее чувство к мужу - это было какое-то незрелое влечение, которое испарилось при первых же трениях в семье.

Тем временем у Алексея накапливались сомнения в собственной мужской полноценности: с женой в постели просто все наперекосяк! Он бы и развестись не постеснялся, если бы собственно не цель женитьбы: проклятая теща все еще сидела в своем лакомом кресле и не собиралась выходить на пенсию. Алексей уговаривал жену завести ребенка, может, хоть тогда старуха уступит ему вожделенную должность и уйдет с работы. Однако Нина и слышать не хотела о детях - мол, квартира мала. А на самом деле, как потом расскажет она сама, она категорически не хотела иметь детей, будучи, по ее мнению, такой "страшной и отвратительной"; она не хотела "плодить уродов", не хотела, чтобы ее дети страдали от того, что у них такая некрасивая мать... Да, слов нет, тоже инфантильная точка зрения. Но что же делать, если мать Нины так долго держала ее под крылышком, как малое дитя?

Развод для Алексея отпадал. Тогда он решил изменить жене - хотя бы раз, только чтобы увериться, что он все еще мужчина. Как-то его направили в командировку (теща лично, между прочим!), и он решил отомстить за все моральные лишения и жене, и ее мамочке. Банальный "командировочный роман" прошел для Алексея удачно: он все еще мужчина хоть куда! Просто его бестолковая клуша-жена ничего не понимает в этом. Что ж, он уступит ее дурацким убеждениям: спать они будут на разных кроватях. Кухня у них большая, его диванчик вполне там поместится.

Но сколько веревочке не виться - кончику быть. Нина первое время спокойно относилась к отлучкам и задержкам мужа, потому что была уверена: он много работает. Все бы так и шло, пока не позвонила однажды мать. У нее были свои проблемы: уходить с работы она не хотела, всеми силами цеплялась за свое место - ведь в этой работе была вся ее жизнь. Но здоровье уже не то, да и преемники торопят (знать бы маме, что среди активных торопыг был и ее любимый зять!). И мама вспомнила, что у нее есть дочь: есть у кого потребовать помощи в трудную минуту. К тому же она к старости стала изменять многим своим железным принципам и даже несколько раз задумалась: а так ли она жила, тому ли посвятила всю свою жизнь, да и жизнь дочери... И однажды вечером в квартире Нины раздался телефонный звонок. Она оторвалась от работы, взяла трубку: "Алло! Мама? Что случилось?" Услышав, что матери просто хочется поговорить, Нина про себя удивилась: что это с мамой, она так изменилась, но виду не подала, завела ничего не значащий разговор, избегая касаться собственных проблем. И лишь на вопрос матери: "А где же твой муж, время уже позднее..." - рассеянно ответила: "Мама, ты что, все забывать стала? Алеша в командировке, ты же сама его отправила..." - "Как это я? - в голосе матери послышались прежние стальные нотки. - Он взял на работе три дня за свой счет - съездить к родственникам...." - "Ну да, мама, я перепутала, - растерянно промямлила Нина. - Ты не думай, у нас все в порядке..." Но мать уже заговорила о своем, и инцидент был вроде бы замят.

И лишь положив трубку, Нина задумалась. Она все же была математиком, и математиком неплохим. И это она-то по иронии судьбы столько времени не могла сложить два и два! Нина припомнила все отлучки мужа, все его оправдания - срочная работа, важная командировка, серия экспериментов. Алексей работал в экспериментальной группе, а она занималась расчетами, поэтому проверить его график зачастую не могла. Она вспомнила все мелочи, не вызывавшие у нее подозрения раньше. И все женские голоса, которые звали его к телефону, и все молчаливые звонки, когда на том конце провода беззвучно клали трубку. В общем, весь тот банальный набор, который описан десятки раз во всех романах.

Когда муж вернулся, Нина спокойно спросила его: "Ты мне изменяешь? Только не лги!" Захваченный врасплох Алексей пролепетал что-то невнятное, а потом понял: лучший способ защиты - нападение. Ему никак нельзя проиграть, потому что, если женушка нажалуется матери, - прощай карьера! А старуха с работы вот-вот уйдет, и что же, тогда зря все старания, все мучения с ее доченькой?! Поэтому Алексей тут же собрался и пошел в ответную атаку: "А ты сама подумай - что мне еще делать?! Как ты в постели себя ведешь, вспомни! Вообще спать раздельно стали по твоей прихоти! И о доме не заботишься, одна работа на уме, готовить не можешь абсолютно!" А исчерпав запас дежурных упреков, ударил по самому больному: "И в зеркало на себя посмотри - страхолюдина какая!"

Нина просто застыла: оказывается, это она виновата в изменах мужа, особенно ее проклятое тело. Вот то, чего она боялась! Уж как она с детства ненавидела свою оболочку, словно предвидела этот день, этот разговор с мужем. А тот уже ластился: "Ты подумай об этом, изменись, и я буду самым лучшем мужем. Прости меня, Нинок, а? И маме ничего не говори: мы люди взрослые, сами разберемся!" И ушел на работу.

Нина, с детства замкнутая, привыкла все ответы на свои вопросы находить в книгах. Будь у нее подруги, она бы получила другие советы, но книги о семейной жизни той поры вторили друг другу в один голос: "Женщина должна хорошо готовить и заботиться о своей внешности". Про интимную жизнь - ни слова. Только про то, что нельзя ходить ненакрашенной и в драном халате и надо уметь вкусно готовить - мол, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. И Нина решила, что этого достаточно - раз больше ни о чем не пишут. Для начала она поехала к матери и попросила научить ее готовить.

Мать, у которой было все больше проблем на работе, уж и рада была вновь почувствовать собственную значимость. Она очень изменилась, стала более нервозной, раздражительной, однако на работе пока держалась. И нет-нет да и думала мать Нины, что у дочки что-то в семье неладно и не она ли, мама, невольно стала виновницей этих размолвок. Но такие мысли посещали ее эпизодически. А уж когда дочь попросила научить ее стряпать, мама вздохнула с облегчением: значит, все в порядке. И начала посвящать Нину в секреты кулинарного мастерства. Ведь сама Нина, воспитанная в презрении к плотским желаниям, в том числе и к еде, не стремилась к чревоугодию, да и мужа не баловала. Макароны, покупные котлеты, чай. По праздникам - торт из "Кулинарии". А все остальное время - работа.

Сейчас, стоя у плиты, Нина, как когда-то ее мать, реализовывала свою сексуальную энергию. И старалась поменьше думать обо всем, что связано с ее нелюбимым, ненавистным, некрасивым телом. И вдруг приходится учиться готовить! Эта наука сложно давалась Нине. Равно как и покупка новых нарядов: ей удалось накопить кое-какую сумму, ведь все время, что она работала, Нина не разбрасывалась деньгами, не покупала ни одежды, ни косметики. Теперь, опять же полистав модные журналы, она пошла по магазинам; конечно, не нашла там ничего похожего, но аналитическое мышление ей в чем-то помогло. Что-то она переделала, что-то скомбинировала - получилось неплохо. Был даже момент, когда она случайно увидела себе в зеркале в новом платье, приукрашенном собственными руками, и подумала: а я ничего, удастся мне наладить семейную жизнь! Тем более что и готовлю я уже неплохо.

Бедная Нина не подозревала, что претензии к ее внешности и кулинарному мастерству со стороны мужа были совершенно неискренними. Не нужны были ему ни обеды жены, ни ее красота и привлекательность. Она давно стала для него чужой, и он терпел ее ради должности, которую рассчитывал получить. И когда она вечерами пропадала у мамы, осваивая азы кулинарии, он уходил к любовницам. Благо никто ему не мешал: доверчивая жена была целиком захвачена идеей-фикс найти путь к нему через желудок. Наивная!

А Нина, получившая новый стимул жить, даже работу слегка подзабросила: порхает по дому в новом халатике, по улице - в новом пальто, да и не в пальто дело - глаза горят каким-то новым светом. Мужчины оборачиваться стали! Однако Нине не до них, она спешит домой - готовить ужин, ждать мужа! Она уже стала относиться к нему по-другому, сейчас говорит, что да, полюбила. Полюбила не самого человека, а то, ради чего она стала меняться, тот повод, что дал ей хоть крошечную возможность увидеть жизнь другой, привлекательной и красочной.

Однако краски этой жизни погасли для Нины, не успев разгореться по-настоящему. Муж перестал вообще приходить домой. Нина наготовит всяких вкусностей, приоденется, сидит на кухне - ждет. Ужин греет по нескольку раз, а мужа все нет. Погреет Нина еду, погреет, а потом сама все и съест - все, что наготовила на двоих. Во-первых, не пропадать же стараниям и добру, а во-вторых, надо же хоть как-то подсластить горечь очередного разочарования. Таким образом, Нина, и раньше не склонная к худобе, и вовсе начала полнеть. И сама этому ужасалась.

А муж относился к ней все холоднее. Дома вообще есть перестал и показывался гораздо реже. Нина списывала все это на тяжелые времена: все вокруг менялось, и их институт трясло, словно в лихорадке. Начались перебои с зарплатой, исчезли заказы и премии, потом стали уходить сотрудники. А работа их стала никому не нужной. Все потихоньку потянулись в бизнес, и ее муж пытался хоть как-то уцепиться за жизнь, найти в ней свое место. Времена менялись, но саму Нину это не волновало, пока однажды, придя на работу, она узнала: весь их престижный отдел расформировывают. В тот же вечер ее мать попала в больницу: инфаркт.

Но на этом несчастья Нины не кончились. Больная мама, практическое отсутствие работы и денег - это были еще цветочки. Теперь для ее мужа брак с дочерью "начальницы" потерял актуальность. Старуха загремела в больницу, а вожделенная должность пошла прахом вместе с лабораторией, да что там - со всем институтом! Поэтому теперь Алексею не было нужды ни перед кем ходить на задних лапках, тем более что он нашел, куда податься и где заработать на пропитание. Убитая переменами и болезнью матери Нина, дождавшись как-то мужа домой, услышала от него, что их брак был ошибкой и что они разводятся. Нина может переезжать в квартиру матери, где прописана, и пусть освобождает площадь мужа, она ему нужна для работы. Свидетельство о разводе получит чуть позже. Муж все устроит сам и без лишних хлопот: благо нет детей, зато появились некоторые деньги. И хлопнул дверью, предварительно велев ей бросить ключи в почтовый ящик.

Нина оцепенела. Это столько сил зря, все надежды под корень? Почему? Она уже успела привязаться к мужу, ведь именно ради него она столько усилий потратила на свой новый облик. Нина, как ученый, не удовлетворилась процессом, ей нужно было достигнуть результата. И уход, с позволения сказать, "мужа" она расценивала бессознательно как научную неудачу и готова была пожертвовать всем, лишь бы ее изыскания завершились тем, что она ожидала. Другой мужчина ее не устраивал: она хотела привлечь внимание только одного. Да и при всем при том ей стыдно было жить разведенной.

Однако Нина помнила, что главный враг ее счастья - собственное тело. Тем более она так поправилась в последнее время! И тогда она решила: сейчас уйти, но вплотную заняться собой. Тогда супруг обязательно вернется! Тем более понадобится ее согласие на развод - сейчас она его не даст, а когда муж разыщет ее, предстанет перед ним в новом облике! Нина искренне полагала, что отношение к ней мужа зависит исключительно от параметров ее фигуры, поэтому рьяно взялась за себя.

Она нашла какие-то курсы по кодированию от пищевой зависимости (а то все время ей хотелось все время есть, есть, причем побольше, повкуснее), пользовалась дорогими препаратами по удлинению ног, по увеличению груди. Благо остались еще какие-то средства, и она решила все их бросить на достижение цели, как когда-то вся лаборатория бросала казенные деньги на достижение научного результата путем дорогих экспериментов. А когда деньги кончились, обратилась к матери, которая не без помощи Нины уже вышла из больницы, правда, в основном лежала. Матери Нина про развод не сказала, обманула: мол, муж уехал на заработки в другой город. А она, Нина, чем хуже? Ей надо устроиться на работу. Мам, не поможешь? Старушка мама перетрясла все свои исчезающие связи и нашла для Нины место менеджера в рекламной фирме, которую основал бывший мамин ученик. Нина, как хороший аналитик, делала успехи, и вскоре деньги на новый облик появились снова. И она опять взялась за себя.

Нина не ленилась, выполняла все рекомендации, но худобы не ощущала. Ноги так и остались короткими, а грудь не стала красивее - только отвисла. Никаких изменений к лучшему ненавистной фигуры не произошло. Тем временем появился муж... и принес ей свидетельство о разводе. "Но я же должна была дать согласие..." - пролепетала Нина. На что бывший супруг с довольной ухмылкой сказал: "Нужно мне твое согласие! За деньги все можно сделать и без согласия!" И на тихий вопрос Нины: "Ты совсем меня не любишь?" - ответил с циничной ухмылкой: "А я тебя никогда и не любил". И потом выложил все, что долго носил в себе: и про настоящую цель брака, и про стремление взять девственницу, и про давние измены, и про то, что теперь, когда заветная должность неактуальна, Нина ему так и вовсе не нужна... "И плевал я на тебя и на твою мамашу!"

Хлопнула дверь. И вдруг в ближней комнате послышался глухой звук упавшего тела: Алексей не стремился скрыть свои эмоции, и Нинина мать услыхала все дословно и с подробностями... Старушка упала в обморок. Тогда Нина, поднеся к губам матери лекарство, закричала со страхом за ее изношенное сердце: "Мамочка, не верь, это он нарочно про тебя, про твою работу! Я знаю, в чем дело, - просто я такая страшная, вот он меня и не любил!" Нина не слышала, что она сама себе противоречит: если всегда была страшная, что же он женился, если дело не в должности матери? Но она тогда словно заклинала саму себя: "Это потому, что я такая уродина, никто меня любить не будет, ненавижу свое тело, ненави-жу!!!"

...Через две недели мать умерла: тихо, во сне. Необходимые формальности хоть немного отвлекли Нину от мрачных мыслей о собственной судьбе. Но когда все закончилось и она осталась одна у могилы матери, ее пронзила мысль: "Я тоже сюда хочу - тихо, спокойно, никто не бросает, не обманывает... А главное - это единственный путь избавиться от своего ненавистного тела..." Мысль мелькнула и пропала. Нина побрела с кладбища в опустевшую квартиру.

Вскоре она начала болеть. То голова, то ноги, то желудок. Нине бы знать, что таким образом дает о себе знать ее застарелая депрессия, ведь еще с детства она усвоила, что болезнь - одно из лучших средств убежать от проблем. Но она воспринимала это как месть собственного ненавистного тела. Нина начала ходить по врачам, пытаясь разгадать причину своей болезни, но длительные курсы лечения, сначала традиционного, потом и "новомодного", ничего не давали. Тем временем начались сложности на работе: из-за частого отсутствия (курсы лечения были длительными, пришлось и в больницах полежать) Нину вскоре уволили. Ведь она работала в коммерческой структуре, в которой каждый должен приносить пользу, в том числе материальную. Какую пользу приносила часто болеющая сотрудница? На дворе рыночные отношения, и здоровье сотрудников стало их капиталом. А Нина? Один больничный, два, три... Глава фирмы оплатил их, как положено, а потом под благовидным предлогом избавился от такой сотрудницы. Тем более что мама ее уже умерла и оправдываться перед бывшей преподавательницей было не надо. Но как деликатный человек, он не мог сказать Нине в открытую, что ее уволили из-за частых болезней. Он не хотел травмировать несчастную больную женщину. Но получилось еще хуже: насмотревшаяся всяких конкурсов красоты Нина давно страдала, что неуспехи на работе складываются только из-за ее немодной фигуры (хотя ее видели за работой разве что глава фирмы и начальник отдела...). И после увольнения она решила, что ее выгнали именно из-за внешности.

Увольнение стало последней каплей: жить теперь незачем, да и не на что. Снова заняться собой - нет денег. Да и вообще из этой затеи ничего не получилось. "Эксперимент провален, - подумала Нина. - Участник должен самоустраниться". Да и опять же - как еще можно разделаться с ненавистным телом, принесшим ей столько несчастий? И она уже совсем было решила расстаться с этой бесполезной жизнью... Но (хочется сказать, к счастью) Нина все же сохранила некоторую инфантильность суждений. Поэтому ей нужен был кто-то, кто бы дал ей "добро". Волей случая она позвонила мне. А вот я ей такое "добро" не дал.

Я работал с Ниной недолго. Нескольких консультаций хватило нам на то, чтобы понять, над чем она зря билась месяцы и годы. Ведь дело-то было не во внешности! Конечно, похудеть быстро не получится, но я и не обещал этого Нине. Более того: помню, какая она ушла из моего кабинета. Я был уверен, что эта Нина глупостей не наделает. Да и не будет забивать себе голову обязательным похудением. Теперь она научилась общаться со своим телом, понимать его, прислушиваться к нему и ему доверять. Теперь ее тело, если можно так выразиться, стало ее союзником, а не врагом. А когда у тебя есть хоть один союзник - очень многое в жизни получается так, как хочется.

Я не знаю, похудеет ли Нина, скорее всего, да. Ведь ее полнота была лишь следствием того, что у нее не было гармоничной жизни, в том числе интимной. А теперь... В общем, недавно я узнал, что Нина вышла замуж. Чувствует себя прекрасно, мужа любит, все в порядке. Потом я встретился с ней еще дважды по поводу текущих семейных вопросов. Ведь то, что люди узнают в течение всей жизни, ей пришлось постигать в столь короткие сроки. И я заметил: она стала энергичной, подтянутой, а главное - счастливой.

Потом Нина исчезла где-то на год: в принципе это хороший признак. Значит, счастлива и психотерапевт ей не нужен. Но потом объявилась снова: "Можно, приду еще? Нет, проблем нет, просто кое-что выяснить... в медицинском плане". Я возьми и спроси - совершенно без злого умысла: "Я давно вас не видел, наверное, совсем похудели?" Ответ был неожиданным: "Да нет, снова поправилась, и очень заметно". - "Что же тогда пропали?" - спрашиваю. "Да нет, - раздался в трубке счастливый смех. - Я ребенка жду!"

Ну, я не мог не вспомнить ее установку, над которой сама же она в итоге и смеялась. "Теперь не боитесь плодить уродов?" - "Каких уродов! - звенел в трубке голосок. - Я теперь самая красивая женщина, особенно с животом! И знаете, это так интересно - все эти ощущения внутри... Я даже благодарна своему телу за все то, что чувствую сейчас!" После этих слов я не стал спрашивать у Нины как врач, как она чувствует себя, как переносит беременность. При таком отношении к собственному телу Нина справится со всеми физиологическими проблемами буквально играючи. Ведь главное я все-таки от нее услышал. Она благодарна собственному телу. Вот только если бы этим не заканчивать, а с этого начать, то не было бы многих проблем. И не пришлось бы биться в телефонной трубке далекому ускользающему голосу...

Разумеется, нет Нининой вины в том, что она так плохо думала о себе вначале. Но ее опыт может быть очень ценным для тех, кто уже начал потихоньку ненавидеть свое отражение в зеркале. Ведь ненависть - не лучшее из чувств. И с соседями лучше жить в дружбе - по крайней мере, с собственным телом!