Любитель животных

Посмотри на коня али на вола… понурого и задумчивого, посмотри на лики их: какая кротость, какая привязанность к человеку, часто бьющему их безжалостно, какая незлобивость, какая доверчивость и какая красота в его лике!

Ф. М. Достоевский «Братья Карамазовы»

…в подавляющем большинстве случаев (исключая только самозащиту от хищников, паразитов да случай отсутствия других источников питания) умерщвление и тем более мучительство животных безобразно, недопустимо, недостойно человека. Это … нарушение одной из тех этических основ, лишь твёрдо стоя на которых человек имеет право именоваться человеком.

Д. Л. Андреев «Роза Мира»

Лёша шёл твёрдо и спокойно по улице своей деревни. Был десятый час вечера, вечернее солнце уже не припекало, а готовилось скрыться где-то за далёкими лесами; сельская природа успокаивалась после жаркого дня, и от этого в округе устанавливалось удивительное умиротворение, спокойствие и невиданная горожанам гармония. Деревенское стадо коров уже пригнали, все заботы по хозяйству были закончены, и теперь его ждала весёлая, разгульная и беззаботная ночь. На душе у него царила безмятежность, предвкушение предстоящего подбадривало, как-то невероятно «мобилизовало» изнутри и вселяло сил и уверенности. Настроение было отличное. В голове кружились приятные мысли о законченной, наконец, учёбе, о предстоящих месяцах отдыха дома, в деревне, с родителями и ежевечерними походами в клуб «на танцы».

Алексею шёл двадцатый год, он закончил в этом году Курский железнодорожный техникум, стал механиком и теперь в отсутствие работы прозябал в «отчем лоне». Никаких определённых планов на будущее у него не было, он просто плыл по течению. Строить планы он и вообще не любил, смотрел на это занятие презрительно. Никогда он не отличался особенными способностями ни в учёбе, ни вообще в чём бы то ни было связанном с «головной» деятельностью и давно привык, что все важные решения за него принимались другими людьми: родителями, друзьями, учителями. После девятого класса вот так же поплыл по течению и оказался стараниями отца в Курске в этом самом техникуме. Была, впрочем, в нём одна особенность, отличавшая его от всех мужиков в округе и даже в некотором роде снискавшая ему славу. Особенность эта заключалась в его огромном, прямо-таки нездешнем по размерам теле и соответствующей физической силе. Нездешнем потому, что курский мужик, хоть и крепок, да мелок, роста ниже среднего. Лёша же с детства поражал и родителей, и односельчан своим не по возрасту высоким ростом и силой. К совершеннолетию он на спор мог поднять на плечи два пятидесятикилограммовых мешка с зерном, чем приводил присутствующую публику (в особенности женскую её часть) в необыкновенный восторг. За это и получил он шутливое прозвище «Лёха-Танк». Внешность его была хоть и угрюма, но всё же привлекательна детским выражением слегка узких глаз и детской же открытой и добродушной улыбкой.

А сейчас он шёл, ни о чём не думая, в сторону деревенского клуба, лузгал семечки и кивал знакомым бабкам. Невдалеке от здания клуба, возле одного из дворов он услышал чей-то недовольный голос, выкрикивавший ругательства, и глухие удары палки обо что-то, судя по всему, живое. Подойдя поближе, Алексей узнал знакомого мужика Серёгу, бьющего палкой своего телёнка. Серёга был пьян, это виделось в слегка склонённой на бок голове — специфическом признаке именно его, Серёгиного опьянения. Ничего особенного сначала Лёша в этом не увидел: если телёнка пару раз ударят палкой, чтоб смирнее шёл домой, то ничего преступного в этом не будет, это привычно для сельского жителя. Со скотом нужно уметь держать себя: покажешь слабость или слабоволие — вообще не сможешь с ним справиться, «сядет на шею». — Это аксиома для любого деревенского жителя. Лёша в первые минуты даже захотел пошутить, вспомнилась фраза из знаменитого советского мультфильма: «Ты зачем животинку тиранишь?» Но подойдя ещё ближе, он увидел, что эти удары производились совсем не в воспитательных целях. Он увидел телёнка, обмотавшегося вокруг столба, к которому он был привязан, и стоявшего теперь без всякой возможности движения, как бы прикованного к столбу у самой шеи. На телёнка планомерно и с одинаковой силой обрушались удары палки: по ногам, по туловищу с разных сторон, по морде. Удары эти были тем более ужасны, с каким хладнокровием и спокойствием они производились Серёгой. Алексей опешил. В голове у него закружились мысли и воспоминания, от которых он как бы на время отключился от происходящего. Сразу же внутри у него пронеслось и защемило в сердце давнее детское воспоминание о том, как он случайно, играясь, ударил палкой по голове своего любимого щенка Тузика, отчего щенок умер. Припомнился весь ужас этой потери, вся смертельная безысходность и не вмещающаяся в сердце вина, которые наполнили тогда его детскую душу. Припомнились те ужасные дни, когда в его до того спавшее сознание ворвалось ужасающее в своей неразрешимости, в своём величии и своём кошмаре представление о смерти, от которого он заболел так серьёзно, что врачам пришлось поработать, чтобы вернуть ребёнка к жизни. После этого внутри Лёши, в самом его существе, в глубинах его подсознания поселилось и укрепилось отвращение к любому виду мучения или убийства животных. Теперь, при виде избиения телёнка, у него внутри защемило какой-то странной болью, как от сознания собственной вины. Параллельно этой возникла в памяти Алексея и другая линия воспоминаний. Он вспомнил рассказы матери и бабушки о ненормальной жестокости этого Серёги; тогда они говорили, что эти приступы садизма случались с ним всякий раз на пьяную голову. Ему нужно было подраться, а так как драться с мужиками он или боялся, или не подворачивался никто, то он избивал скотину. Отчётливо припомнился сейчас день, когда бабушка пришла от соседей и рассказывала о том, что Серёга в порыве пьяной бесчеловечности проломал корове хребет. Все эти воспоминания давили на Алексея и усиливали щемящую боль в груди. Так простоял он около минуты.

Пока Лёша стоял в стороне, Серёга оставил этого телёнка и двинулся к другому, привязанному к дереву немного дальше. С этим садист действовал по той же отработанной схеме: сначала лишил животное возможности движения и сопротивления, заставив его обмотать верёвку, на которой привязан, вокруг дерева и, тем самым, приковать самого себя к этому дереву. После этого началось избиение. Удары сыпались на безропотное существо с неменьшей силой и уверенностью, чем на предыдущее. Несколько раз подряд недочеловек ударил телёнка по морде, но тот не издал ни единого звука, а лишь стоял лишённый возможности всякого движения в ожидании новых ударов.

Лёша посмотрел на оставленного в покое телёнка, который теперь поднимал перебитую заднюю ногу, посмотрел на морду того, на которого сейчас сыпались удары, вспомнил мертвую мордашку Тузика, и от этого душевного мучения впал в состояние, которое было ему до тех пор не знакомо. Всё вокруг него закружилось, как если бы он терял сознание. С этой минуты он почти ничего не помнил из своих действий и себя не контролировал. Психиатры называют подобное состояние невменяемостью. Задыхаясь от ярости и не помня себя, он побежал в сторону мучителя. Люди, видевшие всё это, впоследствии говорили, что единственным, что произнёс Алексей перед тем как достичь Серёги, было «Не тронь скотину!». Налетев всей своей массой на ничего не подозревавшего Серёгу, Лёша первым же ударом по голове сбил его с ног. После этого последовало ещё несколько ударов, которые дали понять Серёге, что сопротивление только ожесточит нежданного драчуна, и ему оставалось только ждать, матерясь, когда Алексей успокоится. Избиение ногами продолжалось около двух минут, после чего Лёша схватил палку, которая только что ходила по бокам, мордам и ногам телят и стал бить ею того, кто ещё несколько минут назад чувствовал себя всесильным, избивая беззащитных животных.

Люди, спешившие к месту драки, рассказывали, что никогда не видели Алексея в таком состоянии. Обычно спокойного и немного даже замкнутого, сейчас его нельзя было узнать: в то время как его удары обрушались на Серёгу, на лице у него было невыразимое страдание, слёзы лились из его глаз, какой-то странный бессвязный поток звуков и слов вырывался из него; казалось, что человек, с которым он дрался, по меньшей мере, только что убил кого-то из его родных. Когда его оттащили от окровавленного Серёги, он ещё не помнил себя. Он вырвался из рук тех, кто его держал, и побежал прочь. Сколько он бежал, в какую сторону, зачем — ничего этого он не понимал. Очнулся он глубокой ночью на обочине полевой дороги километрах в трёх от деревни. Что произошло в точности, он не помнил, но внутри было тяготящее ощущение сделанного проступка и ещё одно воспоминание, увязать которое с чем-либо из памяти, он не мог. Это была как бы картина, как бы кадр из фильма, стоящий перед его внутренним взором. В кадре этом возле самого дерева стоял телёнок, наклонивший голову в ожидании удара.

* * *

Прошло два месяца. Пыль, поднятая в деревне после того памятного июльского вечера, улеглась, и сельская жизнь снова пошла своим чередом. Родителям Алексея удалось купить у родных Серёги обещание не подавать на их сына в суд. Серёга только недавно вышел из больницы и ходил на костылях и в гипсе. Алексей готовился через две недели уезжать в Курск, где знакомый отца подыскал ему работу. Продолжились и походы в клуб.

Лёша шёл спокойно и твёрдо. Был десятый час вечера, уже стемнело, но он знал все закоулки родной деревни. Он мысленно отмерял участки пути, оставшиеся до клуба. В проулке, отделявшем одну улицу деревни от другой, его кто-то окликнул:

— Лёха!.. Танк!.. Поди сюда!

Лёша узнал в звавшем мужика, работавшего вместе с отцом, и повернул в его сторону. Зайдя за кусты, из которых высовывался звавший, Лёша увидел человек десять сельских мужиков и среди них белеющего гипсом Серёгу. Кто-то сбоку наглым голосом сказал: «Ну что, любитель животных, допрыгался?» Не успел Лёша ничего подумать, как сбоку в лицо последовал удар, как показалось, бревном. От страшной боли Лёша сразу потерял сознание. Последним, что он запомнил, была довольная ухмылка Серёги.

Он находился в коме уже около полугода. Родители и бабушка — самые близкие для него люди — хоть и ходили к нему в больницу и разговаривали с ним так, как будто он их слышит, всё же каждый из них внутри себя почти не хранил надежды на чудо. Мать очень постарела за это время, её стало как бы вдвое меньше: казалось, что часть её отмерла. У бабушки сдавало здоровье. Каждый носил горе в себе, и общение в семье свелось к сухой бытовухе. Женщины каждую ночь плакали и молились втайне друг от друга. Отец не плакал, а сдерживал всё своё горе внутри, оттого ему было особенно тяжко. Его горе съедало его изнутри; его перестали волновать любые события и происшествия; люди говорили, что он стал похож на живой труп. И всё же они молились. Не находя утешения в своём мире, в своей повседневной жизни, они искали его в чём-то неземном, нездешнем, в чём-то высшем; они, может быть, впервые в жизни с такой горячей, осознанной верой и надеждой обращались к Тому, Который всю жизнь был для них не больше, чем простым преданием и традицией.

Пришёл март. Внезапно, неожиданно, после стольких суровых месяцев подул какой-то весёлый, живой, мягкий, незимний ветерок. Он встречался с лицами людей на улицах и вызывал на этих лицах невольные, вроде бы беспричинные улыбки. Ветерок был вестником. Вестником победы. Победы весны над зимой. Победы Жизни над смертью. Это чувствовали все. После первого гонца стала проявляться разными своими сторонами и Её Величество Весна. Потекло с крыш. Люди стали вылезать из суровых одежд, открывая тела новому весеннему теплу и свежему весёлому ветерку, а души — новой любви, новому счастью, новой Жизни.

В одной из палат интенсивной терапии Курской областной больницы над своим больным, двадцатилетним Алексеем Нестеровым, дежурила молодая медсестра. В этот аномально тёплый мартовский день ей особенно не хотелось сидеть здесь возле безнадёжного больного, на котором уже «поставили крест». Форточка в палате была приоткрыта, из неё слышалась весёлая весенняя разноголосица, и доносился едва уловимый, какой-то пьянящий запах оживающей земли. Медсестра поднялась со стула с намерением выйти из палаты, как внезапно её передёрнуло: показалось, что веки Алексея пошевелились. Она на минуту остановилась, присмотрелась, но всё оставалось по-прежнему. «Почудилось, наверно», — подумала она и вышла из палаты.

Алексей открыл глаза и через окно к нему устремился порыв тёплого воздуха и поток солнечного света. Глаза отвыкли от света; он снова закрыл их и улыбнулся своей добродушной улыбкой. «Солнце. Весна…» — было его первой мыслью.

— www.braincoma.ru/creative/08/animal

Instagram: @alexandr__zubarev