Майкл Фарадей – мой внутренний голос

Майкл Фарадей смотрел на меня со стены напротив, наши взгляды постоянно сталкивались, когда я поднимал голову чтобы в очередной раз посмотреть в окно и восхититься чудесной майской погодой. Почки деревьев распустились и с каждым днем становилось все зеленее, трава выросла еще неделю назад и каждое утро она подминалась под моими старыми полурваными кроссовками, когда я спускался с горки чтобы дойти до железной дороги. Небо сегодня было на редкость чистым — не одного облачка, его вездесущая голубизна заставляла восхищаться погодой и ярким солнцем, слепившим мне глаза сквозь запылившееся окно физической лаборатории. После некоторого промежутка времени, в котором я занялся разглядыванием шикарного дома в окне напротив, я вернулся к работе — взял ручку и стал что-то считать, сам не осознавая как это у меня так машинально получается. После этого я срисовал последнюю фигуру с осциллографа себе в листок с работой, оглядел ее оценивающе и убрал на край стола. Я опять поднял голову и посмотрел Фарадею в глаза. Глаза мне что-то напоминали, но я и сам не знал что, возможно, только догадывался, я нехотя перевел взгляд на окно — там было все как обычно: солнце, небо, верхушки деревьев, два высоких здания, набережная и река с плывущими по ней мусором и остатками деревьев, уносящихся куда то в низ по течению. Сзади послышался громкий голос преподавателя, оповестившего о том, что неплохо было бы все приборы выключить. Что я и сделал, потом встал, взял листок с работой, смотря Майклу в глаза и подошел к учительскому столу, сказав, что я готов сдать лабораторную работу.

Все вышло гораздо проще, чем я думал, идя по темному университетскому коридору, но какое-то чувство не покидало меня. Я уже спустился по лестнице к выходу, но так и не вспомнил того, что хотел. Выйдя на улицу и ощутив духоту природы под солнечными лучами грядущего лета я вспомнил опять Фарадея, беспечно висящего уже многие десятилетия на стене в лабораторной. Весь день в голове крутилась песня Битлз «Golden Slumbers» («Золотые сновидения»). Даже и не знаю почему, вроде и слушал ее уже, наверное, неделю назад, а она все жила в памяти. В голову, кроме нее, лезло достаточно много неприятных мыслей и все они приходились на мой счет… Я поднял голову, чтобы не врезаться в какое-нибудь дерево или столкнуться с идущими навстречу студентами и меня пробрала дрожь, оккупировавшая меня с макушки до больших пальцев ноги, я увидел ее, в голове все перевернулось что-то закопошилось и упало, разбросав звенящие осколки, толи зависти непонятно, к чему, толи смущения себя самого. По ходу дела я приближался к ней, а она ко мне, все ближе и ближе. Мозг прояснился только тогда, когда ее довольно-таки милый взгляд обрушился на меня, я смотрел в него всего секунд пять, но эти секунды показались мне вечностью. Я прошел мимо, но все не мог забыть этих глаз. Они сохранились в моем мозгу, отпечатались, как протектор ботинка на свежем белом снегу… Единственного я только не понимал, почему рядом с этими замечательными глазами всплывали другие глаза, глаза Майкла Фарадея, победно улыбающегося. Разозлившись на себя самого от безысходности ситуации в самом себе, зарубив в себе и «Golden Slumbers» и, потом всплывшее соло из песни тех же Битлов «And I love her», я начал со злостью смотреть на все, ненавидя всех и все, но главное это самого себя, своей ничтожности и своей безысходности. Вспомнились сразу подходящие строки: «Всего два выхода для честных ребят: схватить автомат и убивать всех подряд или покончить с собой, с собой, с собой, с собой, если всерьез воспринимать этот мир». Я подумал, что это замечательные строки, особенно для меня. Но постоянно кусал свои нервные воспоминания, все больше и больше видя в голове эти глаза… Глаза… Глаза… «Глаза много что могут сказать о человеке» — так говорят многие, даже и не понимая о чем глаза могут сказать. Я тоже не преуспел в этих догадках по поводу людских органов зрения, но этот взгляд отпечатался во мне… Я увидел его впервые темным февральским утром, тогда я только начал приходить в эту часть платформы, чтобы дождаться электрички. Наши глаза встречались каждый раз, когда она ехала к первой паре и все время я что-то хотел вдруг подумать и придумать, но нечего было, такое ощущение, что все было высосано, как из загрязнившейся городской канализации. На этом я каждый раз останавливался, но чем ближе время подходило к нынешнему маю, тем все больше и больше ее взгляд меня вводил сначала в состояние войны и протеста, а затем просто в депрессию. Я с каждым днем стал уничтожать себя какими-то тупыми догадками по поводу ее личности, но тем самым я уничтожал себя… Я не говорю, что этот взгляд нравился мне, скорее всего меня грызла лютая ненависть к нему. "О, Майкл, если бы ты знал, нет, не улыбайся мне, Майкл, это не в твоем духе, ты очень умный человек, в честь тебя даже единицу измерения назвали, ты Майкл светлая голова, хотя тебя давно уже и нет в этом мире, если бы ты знал. Я был бы рад избавиться от тупых предрассудков по поводу себя, перестал бы себя убивать дурацкими мыслями о своей ненужности и о своей жизненной позиции, маленького барабанчика в огромном похоронном марше. Кого хороним? Себя? Я желаю играть когда-нибудь на этом барабанчике во время своих похорон, а ты Майкл как ты думаешь — это верная мысль?

Нет, это понятно многим, но в разной степени, ведь нет таких людей, которые мыслят абсолютно одинаково, нет таких людей, которые поймут тебя и меня полностью, ведь мы с тобой разные люди — разные совершенно, хотя чем-то обязательно схожи. Мы даже не сможем с тобой ответить — чем. На это никто не сможет дать ответа, никто… даже портрет, висящий на пыльной стене университетской лаборатории, легендарного английского ученого Майкла Фарадея…

—
Не про любовь…

Instagram: @alexandr__zubarev