Забег, или что делать, если вам надоело жить.

Я ненавижу летать на самолёте. Просто терпеть не могу. И это не кокетство
или какая-нибудь дурацкая боязнь полётов, нет. Просто я слишком часто
летал и меня от этого уже тошнит. Наверное, какого-нибудь рядового
служащего корпорации так же тошнит от своего офиса, от ровной серой
стенки, украшенной корпоративным календариком или фирменными часами
из нержавейки, от компьютера, на который даже кактус нельзя поставить.
Хотя на какой хер ему кактус... если только себе в жопу засунуть. Да, средние людишки. Вечно им хочется острых ощущений.

Надо сказать, аэропорт Осаки - дерьмо то ещё, двадцатилетней давности
гиганская куполообразная постройка, расползшаяся вширь на добрых десять
километров, как некая омерзительная амёба или раковая опухоль, выросшая
на ткани города. На огромных балках, составляющих железобетонную
паутину перекрытий купола, давно рсцветала ржавчина, стеклянные панели
поблёскивали мутным, катарктичным взором на внутренности здания.

Снаружи это – пузырь, светящийся изнутри холодным голубоватым светом,
немного неземным, немного мертвенным, когда он преломляется о стройные
контуры самолётов, высвечивая их из чернильной темноты.

У самого здания аэропорта торчала приличная толпа пикетерующих
нефтяников, фары такси выхватывали из толпы отдельные фигуры в
белых одеждах, касках и в фильтр-масках. Руки сжимали плакаты,
испещрённые большими красными иероглифами... Надеюсь, это не помешает
мне сегодня взлететь.

Чего они интересно пытаются добится? Зарплаты, нормальных условий
труда, возможности иметь детей? Перед моим взором встаёт образ буровой
платформы в Японском море, образ железного хромого краба, неловко
растопорщившего свои кривые лапы над поверхностью воды, люди,
заляпанные нефтью, белёсые узкие глаза... но это всё фигня, на самом-то
деле, они просто хотят быть уверенными в своём будущем, неважно какое
оно, ведь ничего кроме этого у них больше нет.

А компании, на которую они
работают, по большому счёту насрать на то, бастуют они или нет...
безработных, таких, которые рады будут сидёть на воняющей, грязной
фабрике, в смраде ядовитых испарений и жрать какую-нибудь бесплатную
дрянь в пластиковой посуде с эмблемой «Гэс Корп» - таких много. Им
наплевать, что если работать на атомной станции, рядом с генератором,
обслуживая его, то скоро станешь стерильным. Господи Исусе и вся
Кибернетическая Церковь, какие на хрен дети, когда наша фирма предлагает
вам – жратву, комплект одежды, триста каналов тиви, а по большим
праздникам – девочки!

Чистые, незаражённые, милые пупсики, и не
волнуйтесь, что ваш член уже не способен совершить хоть какое-то действо,
да и выпадение волос – дело житейское, в порядке вещей. Вы работайте,
работайте, пойте наш гимн, ведь мы – Одна Большая Любящая Семья, не так
ли? Что? Ощущение что ваша задница поджаривается в микроволновке? О,
не волнуйтесь, должно быть близко к генератору подошли. Что? Весь день
стоите? А, ну это же ваша работа, мы платим вам деньги, мы делаем вас
счастливым... стойте дальше и придерживайтесь графика – ленивых здесь не
терпят...

Я-то нигде не работаю. Нет, легально, разумеется. Не хочу себя
оболванивать в офисе или облучаться где-нибудь ещё, дышать
канцерогенами на химических заводах или паять микросхемы. Грубый
ручной труд не для меня. Да и вообще я не трудолюбивый парень. А таксист
сволочь. Содрал с меня десять иён, хотя в его «омеге» воняло как в
помойной яме или нужнике, что в принципе, не было удивительно, так как
спинки сидений, как я успел заметить, были не только завёрнуты в
искуственный мех леопардовой раскраски, но и щедро орошены засохшей
рвотой. Урод.

Я стою на паспортном контроле - в очереди. Очередь напоминает мне
бойскаутов.

Смотри в затылок переднему. Прямо.
Я, наверное, дрянной бойскаут. Мои глаза отрешённо шарят по сторонам,
скользя и цепляясь за наиболее яркие цветовые пятна.

Изнутри аэропорт ошеломляет и ослепляет неискушённых потоком
информации, изливавшейся из кафе и магазинов на территории здания. Под
куполом, над гигантскими стеклянными кишками эскалаторов, словно
сотканные из мерцающего воздуха зависли во всей своей вульгарной красоте
огромные голо-плакаты, многократно отражаясь и искажаясь в хроме и
стекле магазинов, пола и конечно, на прозрачных трубах пневмолифтов,
цилиндрические оболочки которых стремились далеко под купол. Я глянул
вверх.

Ночь разворачивала свою голограмму звёзд над вечно бодрствующей Осакой.
Она накрывала огромные светящийеся рекламные щиты взметнувшихся в
её тёмную бездну небоскрёбов, захлестнула поток неонового света
бесконечных автострад, вгрызавшихся в чрево города. Жаль, что я не там, не
вдыхаю пропитанный ночной гарью воздух, а вместо этого...

Пялюсь в идеально выбритый затылок какого-то японца, еле достающего
мне до подбородка. Мужик одет в широкие бриджи песочного цвета, сверху –
свободная рубашка из микрофибры, в гавайском стиле. Попугайчики,
орхидеи, всякая такая хрень. На шее, как я вижу, болтается ставшей притчей
во языцах незабвенный фотоапарат, размером, наверное, с фалангу моего
большого пальца.

Маленький человечек, из кармана бридж небрежно торчит
бейсболка с логотипом «ГеноТех Инк». Работает на них наверное, ездит в
дармовые путешествия. В Тунис, например. Готов спорить, его багаж набит
копеечнымим сувенирами, купленными у беззубого торговца ширпотребом
для туристов, ну вы знаете, все эти «Подарки из Египта», сфинксы, майки,
посуда а также открытки, на которых скоро появятся слезливо-сладкие
поздравления никчёмным родственникам. Средний человек, спокоен как
танк, единственное, что может вывести его из себя – падение акций его
корпорации. В таком случае вся семья ходит в трауре, а муж рвёт и так
немногочисленные волосы на своей голове и просит Бога быть ласковей к
его Генеральному Директору, который, впрочем, и есть Бог для такой
жалкой никчёмности как он... Чего-то я разошёлся... нервы, мои нервы пора
сдавать орган-банк. Блин, да их же никто и не возьмёт.
Меня от них всех тошнит...

Мой взор снова обращается к толпе и плакатам. Мне хотят всучить кучу
всякого ненужного мне дерьма. Каждый бутик гарантирует мне пожизненное
счастье. Кока-кола всегда со мной. На милом рекламном щите
«Объёдиннёных цветов Беннетона» ещё более милое дистрофичное существо
вроде бы женского пола(судя по прыщам на том месте, где у нормальных
людей должна быть грудь), совершенно голое, трогательно прижимается к
широкой груди громадной коричневой туши. Туша сверкает пирсингом,
титановыми плечами и брюшными щитками, большая и отвисшая нижняя
губа придаёт тупой морде сходство с гориллой, страдающей тяжёлой формой
болезни Паркинсона. На голове – зелёный ирокез. Я хмыкаю. Тоже мне,
киберпанк и его ручной эльф. У входа в «Эл и Ви», сеть шопов, торгующих
электроникой, ведут беседу два альбиноса, смешно скаля еле помещающиеся
в их рту клыки какого-то крупного животного и сверкая кроваво-красными
глазами. Их долговязые, костлявые, нечеловеческие фигуры вызывают у
меня смесь отвращения и веселья. Гиены Ультрафиолета. Сумасшедшие. А я
сам нормален?
Нет.

Организм подаёт сигнал о падении уровня всякого дерьма в моей крови.
От привычки далеко не уйдёшь. Из кармана я достаю янтарную капсулу
«воркса» и быстро её глотаю, оглядываясь по сторонам. Но если кто что и
заметил, то ему по фигу... а мне нужна была заправка.

Странно, меня всегда удивляло, как некоторые хрупкие на вид люди могут
на бешеной скорости нестись через весь зал аэропорта, таща за собой
прличных размеров грохочущий багаж и ораву сопливых визжащих
отпрысков. Нет, воистину, лимиты непознанного.

В задумчивости, я и не заметил, как достал свою юни-карту и начал грызть
её краешек, который стал от грубого обращения обслюнявленным. Мне было
плохо. Не из-за всех этих таблеток, нет, просто внезапно волна какой-то
паники, знакомой, амфетаминовой, но на сей раз неконтролируемой паники,
накатилась на меня. Мне было страшно. Липко страшно по любому поводу.
Ноги свело судрогой, превратившей их в желе...

Я не пройду...

Запалят. Запалят, запалят. Запалят.

I’m going to the extremes…

«Это всё нервы, Мист. Твои сраные нервы. «Воркс» не торкает уже, да? Ты
пропадёшь, тебе твою дурную башку отрежут за такие выкидоны...»
внутренний голос трахает мои мозги. Желудок сжимается в болезненном
спазме. Я чувствую, как шевелятся волосы на моей коже, как кристально
обостряется сознание...

Я знаю что это.
Грёбанная ломка.

Не в полном разгаре, но близко. «Воркс» - всего лишь слабенький
стимулятор, мне надо прийти в норму. Что-нибудь посильнее, чтобы
подавить этот приступ параноии и страха. Я выпрямился, расправил плечи.
Пришла пора испробовать свои убогие навыки японского. Я аккуратно
похлопал туриста по плечу. Тот, как волчок, крутанулся и с отвратительно-
предупредительной улыбочкой, от которой у меня аж зубы заныли,
уставился на меня. Я же попытался улыбнуться слегка дрожащими губами.
Не думаю, что это было приятным зрелищем. А какого хера эти Гиены так на
меня пялятся?

- Э... извините что...беспокою, но... не могли бы вы... подержать моё место, пока я... – на этом месте моё красноречие оборвалось и я
беспомощно, под давлением газ-бусинок японца и его улыбки, начал
заикаться. Секундой позже, я увидел флуоресцирующую вывеску
мужского туалета. С радостным «О!» я махнул рукой в том направлении.
Японец понял и радостно улыбнулся, обнажая в этой улыбке розовые
дёсна и полную пасть металлокерамики. Он кивнул и я, выбившись из
длинной очереди, ломанулся в ватерклозет.

Мне казалось, что все смотрят на меня. Как будто всё знают. О моём секрете.

Удивлённые взгляды, недоверчивые гримасы, непристойная
заинтересованность...

Мания преследования?
Паранойя?

Вы МЕНЯ спрашиваете?

В туалет я ворвался, как голодная чайка после месяца питания
исключительно крилем, фаршированным ДДТ. То есть с горящими глазами и
шизоидно-растрёпанным видом. Слава Богу, там было пусто.
В отличие от много другого в грязном вонючем городишке Осаке, туалет в
аэропорту был чистым, даже с неким намёком на претенциозность –
блестящиий белый кафель, отдельные кабинки, хромированная сантехника,
сушилки и контйнеры для мыла, всё сияет в хирургически стерильном свете
галогеновых ламп и отражается в больших зеркалах.
Я наклонился над раковиной.

На всей этой красоте красные капли крови смотрелись не так уж плохо.
Это Я был плох.

Я сплюнул ещё немного крови, прополоскал рот от медного привкуса.
Положил кейс около раковины и ввёл код. С тихим шипением крышка
поползла вверх и я с наслаждением дотронулся до того, что там лежало.
А было там – ни много, ни мало. Консоль от «Сони Кибернетикс», модель
этого года, с отсоединяемым терминалом и слотом для софта, нейроконнектор
и адаптер, книжка Стивена Кинга «Бегущий человек» (хе-хе, вот это я
понимаю – ирония), пачка иён и отдельно – евро, ручка, носки( да я знаю, я
сумасшедший), найковская майка оранжевого цвета и... прекрасный,
поблескивающий холодной сталью щприц-пистолет. Рядом с ним лежала
ампула из чёрного углеродного стекла. Я почувствовал, как все
многочисленные разъёмы на моём теле зачесались в предвкушении
предстоящего удовольствия.

Мои руки действовали быстро и чётко, аккуратно вставляя ампулу в сияющее
гнездо шприца. Палец лёг на курок.

Я поднял голову и увидел в зеркале себя.
Некоторые шлюхи говорят, что я красавчик. Может, в те лучшие дни, когда я
мог позволить себе первоклассных шлюх, дорогие отели, элитные вина,
костюмы по тысяче йён каждый – может, так оно и было. Когда Мист загубил
свою карьеру в трущобном районе «Симода», вряд ли кто-нибудь его так
назвал.

Я успел везде. И курьером поработать, и хакером(неплохим) и киллером. Но
тогда я делал это ради очень больших денег, и принимал заказы только от
очень богатых и влиятельных людей. Или кланы. Я обедал в лучших
ресторанах Европы, оперировался в самых продвинутых клиниках Японии,
доводя тело и нервную систему до совершенства, у меня было столько денег,
что я не знал, куда их девать. Чёрт, я работал на Якудза, на Триаду! Я
трахался с актрисами, я блядь, спал в нормальных отелях и мне делали
массаж китайские шлюхи! У меня были шёлковые рубашки, я не колол в себя
всякую дрянь... господи, я думал, так будет вечно...

Но я урод. Всё чего я достиг с таким трудом, рухнуло. Любопытному Мисту,
видите ли, захотелось заглянуть в конвертик, который он пёр из Сараево в
Чикаго. Думал, что никто не узнает. Идиот.

Узнали. Вставили. Так, что я оказался в «Симода», без гроша, без оружия, с
заражённой нано-вирусом нервной системой. И я деградировал, причём так
быстро, что я сам испугался. Как быстро я привык к жестокой жизни самого
низа этого мира, как приспособился к этим правилам выживания. Я всё время
ходил обглюченный. Я брался за любое дело, резал глотки за гроши, иногда
даже за выпивку. Репутация моя стала ужасной. Люди шарахались от меня,
зная, что я могу выкинуть любой финт, что я на игле и тотально
непредсказуем. Моими заказчиками становились жадные драгдилеры,
ведущие между собой бесконечные уличные войны, торговцы «кремнием и
железом», и даже... мне противно об этом вспоминать...охотники за органами.

Жизнь, пропитанная вонью трущоб, белья, свисающего с натянутых между
переполненными ульями верёвок, жизнь, в вечной зыби наркотической
эйфории, сменяемой страхом...яд Города, которые растекался по моему телу,
переполняя его.

Мне хотелось умереть.

Кто знает, на какой глубине лежат суицидальные наклонности, какой нужен
триггер... я жил, чтобы умереть, каждый день подталкивая себя ближе к
грани, намерянно. Я раскладывал пасьянс со смертью, с сумасшедшей
улыбкой обречённого. Я провоцировал людей вокруг меня. И когда я
неожиданно получил этот заказ, я понял – вот она. Возможность.
Ослепительный блеск самоуничтожения бросился в глаза заказчика, чёрт, да
они обрадовались мне как навозные мухи – говну, а моё сознание млело в
предвкушении близкого конца...

Я наркоман.

Но я чертовски логичный парень.
Я прекрасно знаю, на что я иду.

Не знаю лишь – почему. Почему мне хочется умереть.

«Почему» шепчу я своему отражению – среднего роста парню в строгом,
дорогом костюме от Ямамото и длинном чёрном плаще. Заказчики хорошо мне
заплатили. Чтобы я как следует потешил себя перед миссией. Этот
перкрасный костюм диссонирует с моей бледной кожей, плотно и болезненно
обтянувшей скулы, с посиневшими и потрескавшимися губами, с огромными
чёрными кругами под красными от напряжения глазами. Волосы прядями
падают на лицо. Мне нравится их цвет – на чёрную основу нанесено немного
красной краски. Парикмахерша сказала, что это круто. Последний писк моды.

А ещё она сказала, что я похож на Денни Рейджа. Ну-ну. Больше всего мне
хотелось быть похожим на кумира всех этих сопливок, на этого лидера
электрокорной группы «Электрический стул Линкольна». Господи, кто
вообще придумал такое название для группы? А все девки тащаться от этого
Денни, когда глубоко ночью тайно залезают в Сеть, так, что бы их мамочка не узнала, какие сладкие грёзы им уготованы. И как они могут дрочить от этого?

Нет, я не понимаю современных тинок.
Мне надо поспать.

Я очень давно не спал. Не помню, что такое сон...Он растворяется в воздухе, как крэк растворяется в сознании. Неуловимо.

А стоящих девушек я не встречал. Если красива и трахается как Бог – тогда
тупа как пробка, неважно, торгует она тухлыми сасими в переулках или
какждый день холит своё тело в престижных хирургических бутиках. А
умных я не знаю. Не видел. Да и есть ли они? И вообще, давненько ни на кого у меня не вставал. Не до этого было...

Я смотрю в глаза своему отражению и вижу там только тьму и пустоту, даже
нет привычных всполохов сканера. Я всё отключил. Столько жестокости во
мне. Извне. Тоже. Стены давят. Мой кадык дёргается нервно. Я
всматриваюсь в пульсирующую вену на своей шее, онf олицетворяет
движение, мою жизнь, которую я сейчас изничтожаю. Наркотик – символ.

Того, что всё кончено. Что дороги назад нет...

Я наблюдаю, отстранённо, как моя рука подносит серебристый шоттер к этой
вене, игла чуть касается кожи, поднимая по телу волну мурашек, холодных и
неприятных. Палец чуть сдавливает курок, в то время как пот капельками
росы проступает на моей спине...

- Эй, ты что делаешь? – раздаётся вскрик.
- Убирайся. – металлическим голосом, не поворачивая головы, но наблюдая
в зеркале, говорю я вбежавшему в туалет подростку в спортивном
костюме. Тон моего голоса, несмотря на то, что всё внутри меня вопит,
корчится, в ожидании дозы, спокоен и беспрекословен. Парень, ещё раз
окинув меня испуганным взглядом, удаляется, плотно закрывая за собой
дверь. Моё отражение всё ещё корчит губы в злом оскале.
Я спускаю курок...

«Трайсек» как пуля, простреливает моё тело. Я ощущаю каждую его
молекулу, бегущую по моей крови к клеткам. Моё сознание расширяет на
момент свои границы, воспринимая окружающее внутрь себя, туда, где сейчас
идёт развёртка кровавой пульсирующей голограмы. В моих лёгких
расцветают алюминевые цветы. Я покрываюсь ледяным коконом, который
от жара осыпается свинцовыми перьями... из моего покрова вырастают
чёрные шипы брони, ломающией, бьющей грани реальности... я растворяюсь в
себе. Я прихожу в норму.

Через минуту я вышел из уборной, чуть шатаясь, чувствуя, как паутина
страха липнет к моей спине...

«Трайсек», мать его, меня не успокоил. Мне стало ещё хуже.
Я пристроился сзади знакомого японца, в то время как пол под моими ногами
превращался в жадный серый радиоактивную океан, хватающий меня за
ноги. Глаза других людей скользили по мне обжигающими ренгентовскими
лучами.

Страх. Он не лишает сознания. Он заковывает тебя в прозрачную
кристаллическую ловушку, грани которой, острые, как бритвенные лезвия
смыкаются вокруг тебя. Неизбезжность, с которой ты воспринимаешь
происходящее.

Мне казалось, что провал близок. Почему на меня все смотрят?
Уйти, убежать, спрятаться... во тьму спокойствия, морозного и рационального.

Остановить бесконёчную оцифровку реальности, которой перегружен мой
мозг.

Меня тошнило. Паспортная будка, она же таможенный пункт, неумолимо
надвигалась. Передо мной осталось человек пять.
Ужас запустил свои щупальца в мой разум.
Я не пройду...

Меня тошнило. Реально тошнило, до головокружения.
Кровь опять набралась в рот, и я понял, что если сглотну ещё, то меня
стопроцентно выблюет на ухоженного туриста и его «самсонайтовский»
чемодан...

Операция всё-таки прошла не совсем удачно...
Я плотно сомкнул губы, но струйка крови всё же предательски поползла по
подбородку. Платком, чудом оказавшимся в кармане плаща, я стёр кровь, и я
проглотил ещё одну порцию. Слава богу, меня не сблевало. Но...
В желудке и кишках как-будто разлили пинту серной кислоты, которая скоро
проест себе путь наружу... Мне захотелось скорчиться и упасть, оставить себя умирать. Это было бы так покойно и сладко... отдохнуть.
Но у меня же был заказ. Я не могу сдохнуть здесь и сейчас...
Надо дотянуть. Вот, и голова проясняется. Какая-то архаичная гордость
разожгла во мне огонь, стремление завершить то дело, на которое меня
наняли...

Чёрт, тошнит-то как...

Ого, вот и японец прошёл в будку. Мист, твой выход следующий....
Я спокойно, стараясь не шататься, двинулся к будке. Встал перед
регистрационным окошком, в слабом отражении которого я увидел
бледнющего парня, на треть европеоида, на треть – японца. Себя, то бишь. У
девушки в небрежно одетом розовом парике за стеклом было скучающее
выражение лица. У неё, наверное, не было проблем с желудком.
Я слабо улыбнулся, стараясь не слишком обнажать зубы, наверняка
перепачканные кровью и протянул ей свою слегка погрызенную юни-карту и
билет, до этих пор лежавший во внутреннем кармане плаща. Девушка
засунула карту в терминал, зевнула, просматривая данные, удостоила меня
подозрительным взглядом и вернула её, вместе с билетом. Оставался
последний этап – таможня.

Шприц-пистолет с ампулой я выкинул ещё в туалете, всё равно он мне
больше никогда не понадобится. Всё остальной содержимое моего кейса было
легальным. Как и имплантанты. Они вряд ли смогут обнаружить то, что я
везу.

Но такой шанс всё-таки был. Хоть ничтожный, но был...

Перед рентгено-вратами стояло два таможенника, один облокачивался на
сами врата, другой сидел за консолью. Модификатные люди, усиленные
мышцы, бритые головы, совершенно не туземная внешность, я не удивился
бы, увидев под их серыми фуражками штрих-код на затылке. Мощный чел у
ворот флегматично жевал жвачку,и меня заворожили мощные мышцы его
челюстей. Второй уставился на меня, будто дырки захотел во мне прожечь.
Им же скучно. Никто не пытается протащить оружее или ещё какую-нибудь
нелегальную хрень.

Кишки, в которых плескалась кислота, сжались в тугой комок.
Кейс превратился в неподьёмную гирю.

«Эй, ребята, спокойно. Я Эдди, простой клерк, еду к любимой. Не обращайте
внимания на эти красные глаза, на этот истощённые вид, на то резкие, то
плавные, дёрганные движения. Я спешу к своей ненаглядной жёнушке, я
типичный простофиля, я просто НЕ могу быть контрабандистом...я хуже. Я
самоубийца...»

Мой шаг во врата, под прицельным взглядом угрюмых таможенников, был
твёрд и уверен. На самом деле, я внутренне вопил от ужаса, кровь
переполняла рот, а тошнота стала невыносимой...
Не смотрите так на меня.

У меня внутреннее кровотечение, но я же всё-таки хладнокровный малый.
Это всего лишь кровь, не обращайте внимания...
Я прошёл.

Ничего не запипикало, ни кто не закричал вслед : «Стой! Руки за голову и
т.п.». Я прошёл, и кейс в руке стал лёкгим, как перо.
Самоубийца. Чокнутый.

Это я.
Я направился в зал отправленя.

Я прошёл.

Я их обхитрил. В моей консоли хранились данные на человека, которого я
должен был убить оружием, которое я только что протащил через врата. Во,
блядь, доктора, заказчики, знали что делали. Наверняка составили какой-то
психопрофиль, чтобы точно себе уяснить – я тот самый псих, который пойдёт
на такое дело...

И я правда псих.

А кто, кроме психа-самоубийцы согласится за гроши зашивать себе в брюхо
взрывчатку, чтобы подорваться вместе с жертвой, а?
Ага.

В собственном желудке я только что пронёс через охранную таможенную
службу аэропорта килограм пластита. Чтобы на другом конце Атлантики
подорвать себя вместе с провинившимся членом Триады.
Килограмм пластита... неплохое блюдо, не правда ли?

Сглатывая собственную кровь, шатаясь и ухмыляясь, я шёл в зал отлёта.

И настроение у меня было – лучше некуда...

http://cyberlib.narod.ru/lib/nashe/what_do.html

Instagram: @alexandr__zubarev