Письмо третье

Вы знаете, я хочу вам поведать примечательную историю, приключившуюся со мной не далее как вчера… Вечером, когда последние птички допевают прощальные гимны безличию, а город озаряется лучами фонарей и прожекторов, подобно ночной автостраде, когда еще не хочется спать, но уже отсутствует всякое желание заниматься чем бы то ни было, я лежал на кровати, очередной раз перечитывая Гете; где-то невдалеке играла спокойная музыка, возможно даже, что она раздавалась из моей комнаты, хотя я этого и не замечал, в тот момент это было не так важно, поскольку мысли мои были с вами.
Стены, окружавшие меня в тот момент, медленно сближались, чтобы превратить меня в горсть пыли и пепла, придавая тем самым особо мрачную окраску моему существованию, пробирающая до «мозга костей» тишина, заставляющая задумываться о бытие, - не та, что бывает ночью в забытом Богом лесу, а та, что заражает организм изнутри, чтобы спустя годы проявиться в самых ужасных ипостасях, убить его, именно эта тишина ударила мне в голову, подобно алкоголю, стремительно проникшему в мое тело.

Я нацепил кеды, взял мобильник, сигареты, деньги, накинул куртку – и побежал из дома, не пытаясь противиться ужасу, одолевшему меня в тот момент.

Я вышел из подъезда, пробежал пару десятков метров, заплакал, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку, присел и начал обдумывать все то, что есть между мной и вами, и заплакал, ибо между нами нет ничего - ни дружбы, ни любви, ни симпатии, ни ненависти, ни обиды – ровным счетом ничего…
Я набрал домой, извинился, предупредив, что не приду ночевать, и побрел дальше по улице.

Было уже темно, шел мелкий дождь, охлаждавший мое разгоряченное лицо, дул прохладный ветер, наступило время ночной жизни, когда прошлое перестает уже что-то значить – а есть только будущее.

На часах было около двенадцати…мне снова привиделся ваш чудный образ – я почувствовал ваше дыхание, стук вашего сердца, легкое волнение, ваши плечи, ноги, грудь…я упал на колени и слеза стекла по моей щеке.
К часу ночи я добрался до какого-то клуба, захотелось чего-то крепкого – крепких сигарет, крепкой выпивки, все для того, чтобы забыться на какой-нибудь лавочке – и минуту не думать о вас.

Вскоре ко мне подбежал приветливый гарсон, я попросил глинтвейна, пару-тройку сигар – и что-нибудь поесть, на его вкус.
Допив глинтвейн, я попросил счет, расплатился и побрел дальше.

Около ближайшего магазина, в метрах двухстах от клуба со мной жеманничали и кокетничали какие-то нимфетки, лет так девятнадцати, я купил бутылку виски, пару пачек сигарет, взглянул на девушек и стремительно побежал прочь, ни разу не оглянувшись, позади еле слышно раздавались смешки, кто-то громко кричал мне вдогонку о вечном детстве, но я не слышал их, вернее не мог слышать, потому что в те мгновения я думал о вас.

Метро, естественно, уже закрыли, я вымок с ног до головы, мне было плохо, я рыдал и бился в истерике, я кричал, моля Бога о том, чтобы вы хоть раз подумали обо мне. Успокоившись, я медленными шагами направился вперед по улице, не обращая внимание ни на прохожих, ни на запрещающие знаки, ни на свои же слезы, отражавшиеся в лужах на широких мостовых ...
К пол четвертому ночи я добрался до Измайловского парка, присел на скамейке, закурил сигарету, пригубил початую бутылку виски и начал мечтать о том, как нам было бы хорошо вместе, как счастливы мы бы тогда были. Никогда ничего в жизни я не желал так страстно, как ваших чувств.

Я жить хочу намного меньше, нежели чем любить и быть любимым вами.
Я натянул наушники, инстинктивно нажав нужные кнопки, до боли знакомые слова рефреном отдались в моей отяжелевшей и оглупевшей от выпитого голове: «…думай про меня, думай про меня, думай про меня…».
Никогда в жизни мне не было так тоскливо и грустно…

Я побежал прочь, нелепо передвигая грузные ноги, вскоре остановился, затем вновь побежал, скрывая тем самым страх, одолевший меня той ночью, страх умереть, так и не испытав любовь любимой мной девушки. Через какое-то время я услышал милые моему сердцу звуки…я не верил тому, что слышал: «Людмила, Мила…».

Сердце мое остановилось, не может быть, чтобы мое солнышко было так близко от меня и в то же время так далеко - дальше, чем когда бы то ни было, ведь ее кто-то звал, кто-то желал, кто-то любил.

Я думал, что так и останусь вечно стоять на этом месте, пока не превращусь в пыль вечности. Услышав голоса, я обернулся и увидел симпатичную девчонку, бежавшую, вероятно, от своего мальчика. Мне стало чуть легче, потому что звали не вас, я снова присел, вздумав допить остатки алкоголя, закрыл глаза и задремал…

Ближе к утру ко мне подошли какие-то филистеры, попросили сигарету, потом мелочь, еще что-то. Я ничего не отвечал, ни то, чтобы я чего-то боялся – нет, просто я люблю вас, а на остальное мне плевать, я пошел прочь, не обращая на них никакого внимания. Они побежали за мной, очень долго что-то говорили, а я стоял и улыбался, мне было неважно все, что происходило вокруг меня. Потом один из них ударил меня в плечо, замахнулся, чтобы врезать по моей умиляющейся физиономии, но я увернулся, оттолкнул его и пошел к метро, зная, что оно, наверняка, уже открыто.

Время было около шести, домой идти было нельзя, – и я поехал к знакомой девчонке. Через полчаса я стоял у ее домофона, пытаясь вспомнить номер ее квартиры.

Кто-то вышел на работу, открыв дверь, я поднялся на третий этаж и позвонил в звонок. Незнакомая девушка открыла мне дверь, удивившись столь позднему или раннему приходу, весьма грубо поинтересовалась, какого «черта» я пришел в столь ранний час… Я не решился объяснять этому человеку все то, что я переживал, все то, от чего мне так больно, лишь попросил позвать свою подругу, которая, несмотря на гостей, с радостью меня пустила, не задавая ненужных вопросов. Я лежал на кровати около стенки, тихо пуская слезу, справа от меня кто-то занимался любовью, я заплакал еще сильнее, потому что именно в этот момент понял, как сильно я вас люблю.

P.S. Право, вы прелесть! Я вас безумно люблю!

Instagram: @alexandr__zubarev