Любовь до смеха

Нет, все-таки бабы – дуры. Ну, не все конечно, но даже самые лучшие из них. Потому что и официантки, и искусствоведки, и бизнес-леди, и даже девушки легкого поведения запоем читают «любовные романы». Эта всепоглощающая страсть кормит не одно издательство, целый полк переводчиков и опустошает сотни тысяч мужских карманов («Дараго-ой, поедешь с работы – прихвати на лотке покетбучик. Ну, будь такой ласковый, котик! Лучше Барбару Картленд. Только не ту, где Он целует Ее, приобняв правой рукой за талию, а другую. Та у меня уже есть – ты на прошлой неделе купил, заинька…)

Как известно, Россия до сих пор считается одной из самых читаемых стран в мире. Советские люди в поисках чтива листали журналы (детективщики – «Смену» и «Сельскую молодежь», любители фантастики - «Химию и жизнь», «Знание-сила»…). Хуже всего приходилось советским читательницам. Такого понятия, как женский роман, не существовало вовсе. И вот пришла перестройка. И тот самый женский роман стал появляться на прилавках в бешеных количествах. Но, о Боже, оказалось, что чтиво для слабой половины человечества в наспех сляпанных переводах больше напоминает… рубрику «Нарочно не придумаешь» из памятного многим «Крокодила». Не верите – прочтите сами… Может быть тогда постулат «Бабы – дуры!» не покажется таким уж несправедливым… По крайней мере, я не могу понять, как умный человек может пачками глотать такую бредятину.

Ваш Анатолич

Жюльетта Бенциони. «Ночные тайны королев»

«Марго очень растолстела, и войти ей удавалось далеко не в каждую дверь (Это какой же должна быть дверь, чтобы героиня не могла в нее протиснуться! — Анатолич.). У нее выпали почти все волосы и потому теперь она предпочитала любовников-блондинов, чьи локоны годились для париков (Сколько же надо иметь любовников, чтобы по локону набрать парик! — Анатолич.)».

Даниэла Стил. «Возвращение»

«Мэтью появился ровно в семь тридцать и, увидев меня, испустил протяжный свист, чуть не вскруживший мне голову. (Прямо какой-то Соловей-разбойник этот Мэтью! — Анатолич.)».

«Из всех щелей и углов выпрыгивали репортеры... (Судя по поведению, это были не репортеры, а тараканы — Анатолич.)».

«Но вечер был прекрасный, разговор шел непринужденно, а у собеседника оказалось неистощимое чувство юмора. Он заказал копченую семгу, жареную утку и суфле по-марнски (Ну надо же, как смешно! Действительно — потрясающее чувство юмора! — Анатолич.)».

Даниэла Стил. «Зоя»

«Этот врач, делавший аборты всем окрестным проституткам, несколько раз консультировал Антуана по поводу его покалеченной ноги, и тот мог убедиться, что человек он и отзывчивый, и знающий... (И аборты хорошо делает! — Анатолич.)».

«Она истошно закричала, похлопала его по щекам, попыталась протащить по полу, как будто все это могло вернуть ему жизнь (Оригинальный способ оказания первой помощи! Особенно мне понравилось таскание по полу... — Анатолич.)».

Джо Беверли (не Хиллз — Анатолич.). «Сломанная роза»

«Галеран без всякого аппетита оторвал зубами кусок мяса (А что бы он сделал, имея аппетит! Страшно подумать! — Анатолич.)... Затем он вдруг заметил, что до сих пор не снял кольчуги (Надо сказать, кольчужки в те времена тянули килограммов эдак на двадцать. Наверное, герой уже напялил домашние тапочки в сорок кэгэ, так что кольчужка ему показалась просто невесомой... — Анатолич.)».

«Да, несмотря на смертельную усталость, он в самом деле думал о физической (Нет чтобы о духовной хоть раз, а? — Анатолич.) близости с женщиной — точнее, об этом думала его плоть (А если еще точнее — об этом думал его... А вообще — думающая плоть — это ничего, хорошая находка для какой-нибудь «Матрицы»... — Анатолич.)».

«Но мог ли он сказать: «Иди ко мне. Я хочу любить тебя»? (Нет, автор положительно прав. Такое и выговорить-то невозможно, не то что сказать... — Анатолич.)».

«Все вокруг было до боли знакомо (Видимо, дело происходило в застенках испанской инквизиции. — Анатолич.)».

«Она оттерла от грязи его ступни, остригла ему ногти на ногах и принялась за сами ноги (В результате получился еще один Мересьев. — Анатолич.)».

Барбара Картленд. « Подарок судьбы»

«Ее пугало только будущее (Куда там знаменитым английским привидениям до будущего! — Анатолич.)».

«Фредди наконец-то обрел дар речи (Это примерно на тридцатом году жизни и на 63-й странице книги.— Анатолич.)».

«Фредди взглянул на приятеля проницательным взором (Читай — Фредди хоть и был немым, но проницал людей насквозь, как рентгеновский аппарат. — Анатолич.)».

«Не веря своим глазам (герои, видать, кроме немого Фредди, страдали и слепотой... — Анатолич.), они молча уставились на эти следы, затем переглянулись, а Джемма снова повернулась к ним лицом и тихо сказала: — Там, ниже, все еще хуже... (Ну, Джемма, а еще леди называется! — Анатолич.)».

«В тоне виконта прозвучало удивленное негодование, отразившееся также на лице Фредди. Джемма вспыхнула (Короче — виконт удивился и смазал по роже Фредди, а потом они облили Джемму керосином, поднесли спичку - и Джемма вспыхнула. Но не сгорела (до конца книги было еще далеко) — Анатолич.)». «Его раздражало лишь одно — пустой стул на другом конце стола (Счастливый человек! — Анатолич.)».

Симона Вилар. «Анна. Любовь изгнанницы»

«Не знаю. Но я все горю в предчувствии чего-то. Боже, что это со мной! — Это весна, миледи. (А пожар Лондона 1856 года, сгоревшая Москва 1812 и прочие стихийные бедствия? Весна, миледи, весна... — Анатолич.)».

«Рука об руку с королем они вышли на паперть собора (Дошли монархи до ручки! Но от тюрьмы и сумы не зарекайся — Анатолич.)».

«Дороти давно ушла, оставив ее, но Анна все еще не могла прийти в себя (Наверное, адрес забыла. — Анатолич.)».

«В тот же миг, словно порывом ветра, ее сорвало с места и швырнуло к нему (Однако, стихия разгулялась... Кстати, потом героиню вцепило в плечи героя, обняло, прижало и затрясло от беззвучного плача. — Анатолич.)».

«Анна вызывающе встряхнула густой гривой (Черт, оказывается это не девушка, а лошадь! — Анатолич.)».

Instagram: @alexandr__zubarev