Воля к жизни

Э. Фромм. Воля к жизни

Как известно, нередко люди отказываются проходить медицинское обследование, хотя оно могло бы выявить на ранней стадии рак или другие опасные заболевания. Тем самым они лишают себя единственного шанса избежать тяжелой болезни или даже преждевременной смерти.Чем же объясняется столь неразумное поведение? Ведь большинство людей, по всей видимости, все же руководствуются в своих поступках здравым смыслом.

Собранные врачами примеры свидетельствует о том, что во многих сферах деятельности люди стараются сохранить свое здоровье, однако зачастую проявляя недостаточно твердости, когда речь идет об угрозе их жизни. Но прежде всего нужно признать, что подобное пренебрежение заботой о собственной жизни наблюдается не только в медицине. Иррациональное поведение представляется еще более удивительным, когда мы обнаруживаем его в таких сферах человеческой деятельности, как ядерное оружие и разрушение экологии. Ни для кого не секрет, что варварское отношение к природе создает угрозу полного уничтожения не только отдельной страны, но и всей жизни на планете. Тем не менее люди ничего не делают для того, чтобы этого избежать. Не буду отрицать, что в обеих упомянутых областях предпринимались попытки изменить сложившееся положение, однако на фоне существующей ныне огромной опасности они были столь ничтожны, что их можно было бы сравнить со стремлением больного раком излечиться при помощи аспирина.

Действительно, пришло время осознать, что проблема очень серьезна — речь идет не о профилактике заболевания, а о сохранении самих основ нашей цивилизации. Удивительно, что люди культуры, традиционно постулирующей идею всеобщего благополучия и счастья для максимального числа живущих, своим поведением производят впечатление безумцев, для которых жизнь или смерть не имеет принципиального значения. Этот феномен можно объяснить лишь наличием у человека «иллюзии бессмертия», суть которой заключается в неверии каждого конкретного индивида в возможность собственной смерти и как следствие в практически полном нежелании как-либо ей противостоять.

Одна из главных причин упомянутого явления состоит в очевидной невозможности представить реальность своей смерти, хотя человек и думает о ней. Вследствие этого можно сделать вывод, что сама наша культура, как бы отрицающая действительность смерти человека, создает почву для появления «иллюзии бессмертия».

Ни для кого не секрет, что все, имеющее отношение к смерти, человек нашей культуры невольно пытается как-то завуалировать: покойника гримируют, процесс похорон усилиями профессионалов из бюро ритуальных услуг приобретает статус какого-то социального события. При этом во главу угла ставится сама процедура, а чувство горя всеми способами стараются подавить. По моему мнению, это отрицание смерти обусловлено коренящимся в нашей культуре отчуждением человека от природы.

Начиная с эпохи Возрождения, человек рассматривает природу с позиций завоевателя. Он испытывает чувство гордости оттого, что способен подчинить ее своей воле. Стремясь ощутить себя всесильным и всеведущим Богом, он ценой огромных усилий создает в соответствии со своими замыслами новый мир, основанный на достижениях науки и техники.

Смерть выявляет ложную сущность человеческой мифологии. Она очерчивает границы возможностей созданной человеком техники. При этом простое отрицание очевидного становится первым побуждением, вызванным желанием противостоять невыносимой реальности безжалостных фактов. Если же это невозможно сделать, опираясь на науку, то человек согласен ограничиться тем, что в повседневной жизни старается избегать разговоров о смерти, даже употребления таких слов, как «смерть» и «умереть». Сравнивая воззрения большинства предшествующих цивилизаций, рассматривавших человека как часть природы, а не как ее завоевателя, с представлениями современной культуры, приходится признать этот феномен отрицания наиболее очевидным.

Особенности организации нашего социума обусловливают и еще один связанный с этим аспект, который я хотел бы отметить. Очевидно, что в основе нашего общества лежат принципы эгоизма и непреодолимого себялюбия. В частности, индивид считает, что достижение его личных интересов обеспечивает общее благополучие. Единственным обстоятельством, при котором данное положение становится неактуальным, является война. Во время войны наблюдается практически невозможное в условиях мирной жизни возрастание степени человеческой солидарности и чувства взаимной ответственности. Это обстоятельство, рассматриваемое с позиций нравственности, без сомнения, выставляет наше общество в весьма неприглядном свете. Приходится признать, что для общественного устройства начиная с примитивных и средневековых обществ и до начала индустриальной эпохи понятия солидарности и сопереживания являлись основополагающими. В нашей жизни, несмотря на все клятвы и заверения, этого нет, и поэтому меня вряд ли на самом деле затрагивает смерть моего ближнего. Я не испытываю по отношению к нему чувства сострадания, и меня не слишком волнует его судьба. Я лишь осознаю, что «ему не повезло», в то время как мой эгоизм подсказывает мне: «Конечно, это чрезвычайно неприятно, но со мной подобного никогда не произойдет». Мне кажется, что слова «со мной подобного никогда не произойдет» свидетельствуют о безграничном человеческом эгоизме, сопоставимым в отношении последующих поколений с известным принципом «после нас — хоть потоп!».

Но все не так просто. Нужно иметь в виду, что столь вызывающе иррациональное поведение обусловлено целым рядом причин, а его сила и устойчивость обеспечиваются наличием множества различных мотиваций. Некоторые из причин я хочу привести.

Может сложиться впечатление, что люди не дорожат жизнью, так как в принципе ей не рады. На первый взгляд это утверждение парадоксально. Однако я пришел к заключению, что люди нашей культуры не особенно радуются жизни, на подсознательном уровне пребывая в хронической депрессии. Это явление, безусловно, заслуживает изучения. Необходимо понять, почему образ жизни, который мы ведем, вынуждает нас совершать с точки зрения Ветхого Завета смертный грех — грех уныния. Здесь, впрочем, неуместно говорить о том, что само наше общественное устройство обусловливает состояние этой греховности.

Мы можем пойти еще дальше: предположить, что окружающий нас мир наполнен деструктивностью и ненавистью ко всему живому — пусть это и противоречит сложившемуся общественному мнению. С другой стороны, современный человек испытывает значительное давление, оказываемое на него прогрессом механического, автоматического, неживого. Очевидно, что все эти факторы определенным образом кореллируют со скрытой и не осознаваемой самим человеком чертой его личности. Великий испанский философ Унамуно впервые назвал слова «Да здравствует смерть!» лозунгом фашистов; я определил данную черту человека как некрофилию. Я имею достаточно оснований для того, чтобы предполагать, что в наши дни довольно много людей, пусть и не всегда осознанно, придерживаются этой деструктивной позиции. Наиболее ярко она проявляется в росте насилия в обществе. Считается, однако, что насилие не направлено на индивида, ибо это противоречит всем существующим нравственным нормам и ценностям.

Другое предположение заключается в том, что многие не желают обследоваться у врача из-за боязни смерти и не допускают для себя возможности узнать о своем смертельно опасном заболевании даже теоретически. Данная тема для них является запретной, и, чтобы не спровоцировать приступ страха смерти, они не желают даже ее касаться. Дело обстоит совсем по-другому, если человек страдает от зубной боли и речь идет о посещении дантиста — здесь человеком движет страх перед болью. Но гораздо чаще человек все же идет к стоматологу, так как не боится испытать психологический стресс, услышав страшный диагноз; совсем по-другому обстоит дело, если ранняя диагностика заболевания может спровоцировать у человека приступ страха смерти.

Страх смерти бывает настолько силен, что многие люди боятся даже составить завещание. При этом человек зачастую объясняет свое нежелание касаться этой темы, заявляя, что «не следует искушать судьбу». Этот подход обусловлен мыслью о том, что о страшных вещах нельзя даже упоминать, дабы не спровоцировать их осуществление, что само по себе является предубеждением.

Данная гипотеза не лишена недостатков и нуждается в пояснении. Может показаться, что она входит в противоречие с нашим первым утверждением о том, что сегодня человек не слишком доволен условиями жизни. Возникает вопрос: если это действительно так, то почему он опасается даже касаться темы смерти? На первый взгляд противоречие налицо, если не учитывать колоссальной сложности и противоречивости внутренних взаимосвязей и переплетений различных моментов. Вот несколько примеров. Вспомним о случаях, когда безумный страх смерти доводил человека до самоубийства. Это классический пример логического противоречия. В то же время острое желание жить и всеобъемлющий страх смерти отнюдь не тождественны. К сожалению, глубокий анализ данной проблемы в настоящей статье не представляется возможным, так как это увело бы меня далеко в сторону от обсуждаемого вопроса. Однако я могу утверждать, что чем больше человек ощущает пустоту прожитой им жизни, чем больше он осознает, что бытие его безрадостно и лишено смысла, тем больше его страшит мысль о смерти.

Человек, по-настоящему отождествляющий себя со своим внутренним бытием, внутренний мир которого активно откликается на вызовы внешнего, благодаря чему он ощущает свою целостность, не испытывает страха перед смертью.

Большинство людей нашей культуры отождествляют себя в первую очередь с тем, чем они обладают, иными словами, со своим достатком, общественным положением, престижем, властью и т. д. В своей жизни они руководствуются постулатом: «Я — это то, чем я обладаю». Совокупность того, что они имеют, и составляет их личность; свое «я» они рассматривают как самое дорогое свое имущество. Таким образом, страх смерти для них заключается даже не в страхе лишиться жизни, а в большей степени в страхе перед возможной потерей своего «я» как самого дорогого, чем они обладают, своей личности как величайшей ценности.

По мысли крупнейших ученых-гуманистов всех времен и народов, представителей различных религиозных конфессий, страх перед смертью наиболее тяготит тех, кто эгоцентричен и сосредоточен лишь на себе. Для тех же, кто обладает способностью к трансценденции собственного «я», страха перед смертью не существует.

Все сказанное здесь имеет прямое отношение к конфликтным ситуациям, возникающим между врачом и пациентом. Чем обусловлены отрицание или даже антипатия к врачам? Неужели эти люди никогда не встречали заботливых и внимательных врачей или не знают о том, что огромное число человеческих жизней было спасено их самоотверженными усилиями? Но ведь не закроешь глаза на тот факт, что в наши дни процесс бюрократизации все более охватывает и медицину. Пациент рассматривается ныне как некий объект, неодушевленный предмет, нуждающийся в медицинской обработке; при этом сам пациент, как правило, даже не вводится в курс дела и пребывает в неведении относительно того, что с ним собираются делать. На протяжении веков складывалась какая-то профессиональная врачебная традиция, суть которой заключается в том, чтобы держать в секрете от пациента не только диагноз, но и то, что доктор собирается предпринять для его лечения. Это приводит к тому, что сам врач чрезвычайно болезненно реагирует не только на какую-либо критику, выражается она явно или опосредованно, но и на любой адресованный ему вопрос. Пациенту постоянно внушают, что он должен полностью положиться на специалистов, отказавшись от самостоятельной оценки своего состояния. В результате пациент оказывается все более и более пассивным, у него возникает чувство абсолютной беспомощности. Не чувствуя в себе сил противостоять производимыми над ним манипуляциями, он не видит иной альтернативы, кроме как сделаться их пассивным объектом. Не логично ли было бы предположить, что в таком случае поведение пациента будет вполне предсказуемым? В клинике или на приеме у доктора пациент будет казаться дисциплинированным и послушным, но в другой ситуации он, напротив, может дать волю своему гневу, нежеланию быть покорным, будет вообще настроен против медицины. Пациент переживает внутренний конфликт; он в некотором смысле протестует, заявляя: «До того времени, пока я не буду нуждаться в тебе непосредственным образом, любые предпринимаемые тобой действия мне абсолютно безразличны». В итоге все благие намерения врача, стремящегося помочь пациенту, будут по существу саботироваться и нивелироваться. У меня нет полной уверенности в том, что эта мотивация имеет столь большое значение. Но поскольку на протяжении многих лет мне доводилось наблюдать конфликтные ситуации во взаимоотношениях врача и пациента, представляющие, по моему мнению, одну из основных проблем современной врачебной практики, я давно хотел сосредоточить внимание на этом аспекте.

Instagram: @alexandr__zubarev