Феномен смерти. Реальная смерть

Психология. феномен смерти. Реальная смерть

Автором метода «Танатотерапия» Владимир Баскаков поведал о жизни и смерти

- Пока я к вам ехал из редакции, по «Нашему Радио» играли песню группы «Небо на земле», песня тяжелороковая, и в ней солист кричит, что «смерти нееееет!», раз тридцать, это основное содержание песни. Наверняка вас привлекают такие феномены в культуре. О смерти пишут, поют и снимают фильмы, делают «новости».

- Все не так однозначно. Вот вы сделали уже семь выпусков журнала, и вы впервые публикуете материал, в котором центральное место отводите феномену смерти. Так и в любых других объектах культурного производства, теме смерти уделяется очень мало места.

- В материале о Минделле мы писали про работу психолога с находящимися при смерти и даже в состоянии комы - это я оправдываюсь.

- Я вот ведь к чему веду... Темы смерти не избежать, и метафорически она пронизывает любой феномен, в природе и в обществе ее никак не меньше, чем жизни. Легко показать на примере дыхания: вдох — это символ жизни, а выдох - это символ смерти. Вдох - это активность, Янский компонент, работают мышцы грудной клетки, а выдох — это расслабление мышц, это пассивное движение. Я могу предложить вам пожить только вдохами. Долго ли сможете?
В культуре реальная смерть вытесняется и презентуется как симулякр, имитация. В современных фильмах, песнях, новостях, в книжках именно такой смерти очень много.

- Да, и количество ее увеличивается.

Это в массе своей именно симулякр, не-реальная смерть, имитация. В современном кино вы увидите, как снаряд разрывает тело героя на части, и это - имитация смерти. Еще — в компьютерных играх. Вся эта имитация уже не трогает, не задевает, не принимается всерьез.

- В фильме по Акунину, в последних кадрах - оторванная рука героини на переднем плане, меня это шокировало. Все было достаточно достоверно.

- Но реальной смерти показывают все же очень мало — это, например, шариатские суды, хроника расстрелов. Действуют моральные нормы и запреты. Реальная смерть вызывает очень сильные переживания и чувства. Мы не готовы к контакту с ней, все равно что горячую сковородку брать голыми руками. А действительность, как монета, и монета не бывает лишь с аверсом, у нее обязательно есть реверс. Механизм компенсации отсутствия контакта человека с реальной смертью выражается в гигантском количестве симулякров-имитаций. Поэтому, задача танатотерапии (Танатос, греч., — бог смерти, терапия - уход, забота и лечение) — наладить контакт человека с реальной смертью.

- А почему в новостях так много смерти? Их делают, отбирают и транслируют вроде вполне «живые» люди. Ваше мнение?

- Если дед Иван живет с бабой Феклой уже 80 лет, и за все это время не убил, не изнасиловал ее, не сжег квартиру — то это не новость. Все новости Янские, эксцессные, ненормальные. Давление Янского компонента в информационной среде столь велико, что лет в 35 мы вдруг спохватываемся и говорим себе, что «мы жили и ничего эдакого не совершили», то есть вроде нас как бы не было. Бросаем семьи, «ломаем дрова», чтобы, умирая, «было что вспомнить».

Современная цивилизация запрещает контакт с реальной смертью, но не уменьшает нашего влечения к ее познанию -взамен культура предлагает избыток симулякров, но ни рукой, ни рассудком мы не можем их «потрогать».

- Владимир, вы изучали отношение людей к смерти в историческом и цивилизационном аспекте. Как менялось это отношение с течением веков?

Не являюсь экспертом в этой области, это материал для гигантской монографии. В средние века чума выкосила пол-Европы, и тогда смерть перестали изображать с косой, стали вкладывать ей в руку стрелу.

- Кстати, почему с косой?

- Да, почему? Почему не с автоматом Калашникова? Отчеты о смерти Сократа, академика Павлова, общиезнания свидетельствуют, что первым делом чувствительность покидает ноги — «как косой подрезало». А стрела в средневековом изображении — это укус вши, это «бог шельму метет». Изменения в теле после заражения чумой — ужасные. Огромные нарывы лимфоузлов подмышками и в паху заставляют умирающего принимать позу «звезды». Потеря контроля над отдельными частями тела, над естественными процессами в теле — это особый, очень сильный страх.

- Еще говорят - «на себе не показывай»...

- О, я в это не верю. Я тогда давно уже должен в гробу лежать. Боль адская, нарывы распухают, лопаются. Гной течет, запах ужасный. Тогда еще появилась традиция трубадуров, одно из спасений которых от страха смерти — влюбиться! Влюбленность, как и любовь к Родине, дарует бессмертие! Влюбленные легко идут на эшафот и под танки врага.

- Как в эпоху родовой общины относились к смерти? Может, страха смерти и не было?

Хоронили тогда на Руси сидя или в позе эмбриона. Похороны символизировали возвращение в матку, завершение цикла. Гроб на древнем языке славян - «домовина». Страха смерти, вероятно, не существовало. Но особые ритуалы в отношении умерших были всегда.

- Почему случилось так, что теперь мы говорим о смертном страхе как о самом сильном?

- Почему вы так говорите?

- Большинство публикаций о танатотерапии связаны с тем, что страх смерти самый сильный, и что танатотерапевт «лечит» от этого страха. Все другие страхи уйдут сами, как только вы справитесь с главным.

В этом есть что-то правильное, но само утверждение о силе страха сомнительно — как измерить эту силу? Можно, конечно, взять приборы, которые регистрируют физиологические реакции. Но цель у танатотерапевта иная, вовсе не «уничтожение страха смерти».

Почему у повешенных мужчин наступает эрекция? Почему в восточных текстах оргазм — это «маленькая смерть»? Очень сильные чувства и потеря контроля над телом. Вообще, видов смерти всего пять. Да, кажется, что больше, чем один.

- Какие?

- Первый — это тотальное расслабление. Раскрытие тела — руки, ноги раскинуты, свободны и расслаблены. У младенца, который родился, ножки и ручки тоже раскинуты. У только что умершего открываются глаза, нижняя челюсть «отваливается». Зачем подвязывают челюсть и закрывают глаза? Нас не устраивает смерть, и мы стараемся придать мертвому вид спящего.

Второй вид — это сон, Гипнос и Танатос — близнецы-братья. Состояние сна — время максимального расслабления. Когда мы видим сны — это момент сочетания расслабления тела и активности мозга. Поэтому цель танатотерапии — добиться активного проявления скрытых потоков активности в состоянии полного Иньского расслабления в океане безмолвия, в наиболее безопасной его форме. Все проблемы здоровья проявляются. Мы говорим: «Утро вечера мудренее» — во сне мы находим решения важных для нас вопросов, либо примиряемся с тем, что уже нельзя изменить. Танатотерапия — это как сон наяву.

Третий вид смерти — это оргазм, мы уже его упоминали.

Четвертый — это сумасшествие, это смерть личности. Мы больше всего боимся момента перехода, потери личности: «Не дай нам бог сойти с ума». Когда переход состоялся, мы уже не боимся ничего.

Пятый и последний вид смерти — это объективизация тела. Тело как объект, как предмет. Танатотерапевт дает понять клиенту, что его тело — это объект. Человек тщательно сопротивляется, холодеет и цепенеет. Он не может представить свое тело как объект.

Если вы согласитесь, я продемонстрирую, как мы работаем. Просто лягте на пол. Это гонзо-журналистика: когда вы пишете про мафию, вы устраиваете собственное похищение. Похищают, пытают, жарят и парят. Потом появляется репортаж.

- Репортаж с петлей на шее... Лечь ногами к двери?

Как хотите. Отдыхайте. Я не экстрасенс, не бойтесь.

Лег на пол, на искусственную шкуру неубитого медведя. Лежу. Глаза прикрыл. Владимир задернул шторы, стало темнее. Он присел на корточки, наверное, наблюдает. Я находился сегодня, 4 раза от метро до главного здания МГУ. Километров 6. Там топтался, ходил. День Химика. С Юдиным увиделся, он художником в Ньюзвике. Хорошо полежать. Мягко, но не слишком. Пальцы подергиваются, может и засну. Нет, не засну. Он дотрагивается до тела в нескольких местах — сбоку.
- Сколько человек вас касается? - Да, кажется, что больше, чем один.
- Танатотерапия — это метод как групповой работы, так и индивидуальной. Группа работает с одним телом. Вы дышите животом, это следствие контроля.

Лежу. Дышу. Сердце стучит. Он берет мою руку и приподнимает ее, очень медленно. Я слышу скрип, это скрипят суставы. Руку приподнял, как бы висит рука в невесомости. Сон нейдет. Он нашел положение и «поставил» мою руку на локоть, кисть повисла, рука стоит на локте и не падает.

- Вы не теряете контроль, еще очень мало времени прошло, очень мало. У только что умершего невозможно так поставить руку, она упадет. Когда рука на локте вдоль линии гравитации, вы не можете определить, что с ней, поэтому вы «фиксируете» положение руки, как я и говорил — усиливаете контроль.

Лежу. Рука подергивается, пробую ее покачать. Он поднимает ногу, медленно. Держит. Нога тоже поскрипывает. Хорошо так полежать. Находился сегодня. Вадим быстро бегал, я и Юдин едва поспевали. У Ильи дочка во втором классе. Он оберегал ее, когда мы Комсомольский переходили. Отец.

- Дядя Женя, а почему вы с нами идете?
- Мы видимся раз в год, нам поговорить...
Когда медленно поднимает ногу, я замечаю, что движение фрагментарно.

- Ну все, семь минут прошло. Я показал вам начало сессии, два приема. Не надо так вставать, это вредно. Сначала — на бок, потом — вставайте с колен. А вы напрягаете живот и вскакиваете, как из гроба. Это неправильно.

Основные цели танатотерапии: Достижение максимального расслабления тела и «заземления» чувств, связанных со смертью. «Заземление» в телесно-ориентированной психотерапии означает достижение максимального контакта чувств и тела или полное и достоверное выражение чувств в теле.

- Какое должно быть расслабление, как будто спишь?

- На сеансе танатотерапии невозможно заснуть. Никогда никто не засыпал, и сознание присутствует, то есть, в классический транс мои клиенты никогда не впадают, а вот особый опыт получают. Сцилла — это отреагирование, взрыв чувств. Харибда — это сон, кома, транс. Между Сциллой и Харибдой — это как раз область танатотерапии. Слезы и крики — этого тоже нет, хотя нет и никакой директивы на этот счет (хочешь - вставай, хочешь - кричи).

Кстати, погружение в сон бывает разным. Обычно мы «сваливаемся» в сон. Это русский способ, довести себя до изнеможения и свалиться в сон.

Симулякр - изображение без оригинала, репрезентация чего-то, что на самом деле не существует. Например, картинка, которая кажется фотографией чего-то, но на самом деле это подделка, созданная в Фотошопе, и то, что она изображает, на самом деле не существует и не существовало никогда. Симулякр притворяется реальностью, но у воспринимающего нет никаких шансов получить представление о ней. Известный французский социолог, культуролог и теоретик постмодернизма Жан Бодрийяр, Jean Baudrillard использовал термин «симулякр» в 1968 г., в своей работе «Le Systeme des objets» (The Object System). В наши дни это слово наглядно разъяснено В. Пелевиным в его «Священной Книге Оборотня».

- Да, от этого сваливания можно вдруг проснуться с сердцебиением, а потом — еще долго пытаться заснуть.

Нужно, чтобы все происходило постепенно, лечь на спину, все равно — глаза открыты или закрыты, расслабиться, чтобы челюсть отвалилась. Сначала появляется небольшой холодок в конечностях. Сон подступает постепенно.

Вы говорите о внезапном пробуждении, это, как правило, связанно с ощущением «потери опоры», тело засыпающего вздрагивает. Если постепенно, то не вздрагивает, все ровно.

- Значит, клиент во время сеанса не спит. А что же с ним происходит?

Сеанс танатотерапии продолжается около 30-40 минут. Клиенту никакой информации о методе не предъявляется, просто — сеанс релаксации. В успешном результате сессии клиенты лежат с похолодевшими конечностями, глаза открыты. Наблюдаются все 15 составляющих переживания смерти по Моуди. Видения, туннели, выход из тела, существа светящиеся. Это модель клинической смерти. Клиенты удивлены — «Я что — умер, что ли?» И самое главное: «Так это совсем не страшно!?» Это не вполне транс и не телесный гипноз. Никакой директивы.

Человек транслирует в процесс умирания все свои проблемы. Смерть делается мучительной, страх парализует. Это называют агонией. Традиция «легкой» смерти, к которой русский крестьянин готовился, готовил одежду и обувь, место на кладбище — эта традиция полностью утеряна, а она была! Дети спрашивали: «Почему ты не носишь это?» «А это на смерть, сынок», — отвечали старшие, давая понять, что умирать — дело обычное, что к этому нужно подготовиться.

Нас учили по-другому, держали в страхе, быстрая смерть считалась благом: «Если смерти, то мгновенной...». Отец Павел Флоренский предлагал «учиться умирать», «практиковать умирание». Мы умираем, как неопытные. Мы теряем энергию смерти, мы вместо торжественного и светлого момента расставания — прячем умирающих за стенами больниц. Из человеческого и такого природного феномена смерть превратилась в медицинско-милицейский акт.

- Я не помню ни у себя, к сожалению, и у детей своих не заметил того, что вы называли причиной вашего внимания к этой теме, вы можете вспомнить свои детские переживания?

Каждый маленький ребенок знает слово «смерть», птичка умерла, бабушка умерла. Но эта реальность не касается их экзистенциально, и вот, обычно - ночью, я не знаю, почему, приходит понимание конечности себя. Я это помню, лет пять мне было. Одесса. Отчаяние, обида колоссальная, причем — за все человечество! Не только моя личная жизнь, но и жизнь всех — обязательно закончится!

- Вам это снилось?

- Да не дай бог, чтобы такое приснилось! Конечно, я проснулся, я плакал. Я клялся себе, что «победю» эту смерть. Вскочил, как вкопанный, рыдал всю ночь. Родителям не сказал, правда. Если ребенок прибежал к вам ночью и с плачем спрашивает: «Папа, я умру?» Что сделает папа? Скажет, спросонья, что и «ты умрешь, и я умру, и мама умрет». Вот вам — разве это помощь? Нужно принять его, положить себе на тело, «заземлить». Ребенок будет всхлипывать, постепенно успокоится.

- Как вы создавали ваш метод?

Я всегда интересовался телом, в детстве занимался пантомимой. Я понял, что жизнь и смерть сильнее всего связаны в теле. Смерть — это потеря воплощения, и никогда не может быть понята разумно. Священник Андрей Кураев считает, что Ад — это не когда вас жарят на сковородке. Это когда смятения и желания души никогда больше не воплотятся. Поэтому важно принять опыт завершения, окончания, исполнения. Это — смерть, «в шестых». Всего шесть видов, не пять.

После той замечательной ночи я понял, что нужно идти в медицину. С возрастом оказалось, что медицина не очень со смертью ладит.

Смерть — это зеркало жизни. Это доказательство жизни, помните, Эшеровский глаз, гравюру? В зрачке отражается череп. Это подтверждение того, что мы живы! Поэтому нам нужно наблюдение реальной смерти, поэтому мы стремимся в места, где мы соприкасаемся со смертью.

- Вы обсуждаете со своими клиентами их опыт «умирания»?

- По-разному. Кто «шибко умный», кто требует объяснений и диалогов, я с ними говорю. Когда голова умная — это большая проблема. Чарковский (роды в воду) считает, что лучшая роженица — без головы, как богиня Ника. Только в цивилизации, порождающей сильнейший контроль разума над телом, проявляется феномен нерожающей женщины. Они все понимают и все прочитали. У таких сфера чувств и телесность заморожены. Я перечитал массу философских текстов, рассчитывая получить помощь, и единственное, что я понял, что пока я жив — смерти нет, а когда умру, то нет меня. Что, я обрадовался этому? Да ни хрена! Я понял, что нужна особая помощь, которая даст человеку опыт умирания, покажет возможность «принятия» смерти без страха.

Танатотерапия — это не «лечение смертью». Терапия — это уход, забота и лечение. Очень важна последовательность — если есть уход и забота, то не нужно «лечения». Профилактика гораздо важнее лечения! Но на профилактику в нашем Министерстве здравоохранения (до революции оно называлось Департамент народного здравия!) тратится гораздо меньше, чем на коечный фонд и подготовку врачей.

Когда умирают наши родители, то мы — на финишной прямой, это колоссальная нагрузка. Когда человек достигает своих желаний — это тяжелейшее испытание, почитайте дневники Хакамады. В любом социальном переходе важна инициация нового состояния, аналогичная той, которая применялась у примитивных народов, через боль, испытания невыносимые, через переживание смерти. Танатотерапия — это возможное решение проблемы инициации, которые остались в нашей культуре лишь в текстах, но не в опыте.

Смерть - это зеркало жизни.
Это доказательство жизни...
Это подтверждение того, что мы живы!

- Мне кажется, что я боюсь боли, физической боли, которая сильнее смерти. Может ли помочь танатотерапия?

- При легкой смерти нет боли. В США есть центры Development through dying, туда отправляют терминальных больных раком. Их учат воспринимать боль, как жизнь. Они принимают боль и страдают меньше, и оставляют прекрасные тексты.

Боль — это активизация органа, организм пытается гиперактивизировать орган, усилить Ян, «клин клином вышибают». Боль уходит через Янские практики. В танатотерапии только Иньский подход.

Очень важно, чтобы у вашего читателя не сложилось ощущение, что танатотерапия — это панацея. Но это как костюм. Мы примеряем его, и кому он подошел — тем он поможет.

Рак — это когда клетка «забывает» умирать. Мы учим умирать, и, возможно, активизация саморегуляции тела, выйдя на клеточный уровень, может оказывать мощный целительный профилактический эффект. Но, опять же, возьмите в рамку: «Танатотерапия — не панацея!»

- В черную рамку...

- Да, точно, иллюзий быть не может. При всей тяге нашего населения к чуду — это было бы правильно так написать. Это лишь материал для получения опыта, его накопление.

- Ценность жизни — основная, базовая. Что происходит с отношением к жизни в результате терапевтической практики?

- Как бы это сказать... Отношение к жизни меняется! Коренным образом! Известный предприниматель обратился к нам с традиционным «комплектом» бизнесмена — тревога, бессонница, страхи. Я его предупредил, что «вероятно, ты потеряешь интерес к своему делу». Так и случилось, он продал свой бизнес.

К пятиуровневому коттеджу и восьмисотому Мерседесу отношение меняется! Но мы предупреждаем об этом своих клиентов.

- Что вы думаете об эвтаназии?

- Никогда ни в одной передаче об эвтаназии никто не даст микрофон умирающему, чтобы он заявил о своих правах. Это одна из проблем. В конституции и в социальной практике есть только право на жизнь, жизнь обросла всеми необходимыми институтами — роддом, ясли, детсад, школа, институт, офис, дом и так далее. Институтов смерти и права на достойную и легкую смерть у нас нет. В лучшем случае, мы умираем в реанимации, а врачи и сестры вокруг говорят о своих заботах, я не осуждаю их — это естественно. Господствующее отношение к старикам, к умирающим во всем европейском мире такое — «обуза!» Это не только российская реальность. Нет специальных пространств для умирания, где и старость, и умирание были бы востребованы также, как молодость и жизнь.

- В одном из интервью вы говорили о том, что психологическое образование станет более полным и успешным, если в его программе будет литературная подготовка. Как это может осуществляться?

- Мы слабо используем нашу огромную литературу, в которой чувства исследуются и называются своими точными именами. Это очень важно — описать, что ты чувствуешь, научиться этому языку. Хотя Лев Толстой, который столько раз обрекал своих героев на смерть, сам боялся смерти, ушел из дому, когда почувствовал ее близость.

- Интересен ли ваш метод практически здоровому, тому, кто ищет и стремится к развитию?

- Что писал Ролф Йенсен (Rolf Jensen «Dream Society»), датский футуролог, автор потребительских прогнозов, которые сбываются? - 21 век будет веком погони за новыми состояниями. Состояниями ментальными, состояниями сознания. Это лавина наркотиков и наркоконтроля. Это рост психологических практик. Все — в голове. Вся энергия чувств и тела перекачивается в голову, в энергию рассудка. И поэтому — «Зову я смерть!» — чтобы переживания стали сильны, чтобы вернуть утраченный баланс.

Instagram: @alexandr__zubarev