Не бойтесь!

Сегодня «Фома» поднимает очень важную тему — значение и причины страха в жизни человека вообще и в религии в частности. Страх — одно из основных ощущений, переживаний, состояний человека, одна из его базовых эмоций, — скажет психолог. Кроме того, страх, и об этом совершенно справедливо говорится в редакционной статье, — одна из главных движущих сил человека в его религиозном поиске.

Но хорошо ли это? Попробуем найти ответ на этот вопрос в Библии. Любопытно, что страх — это первая прямо названная в тексте Библии эмоция человека. Дело происходит на первых страницах еще Ветхого Завета, когда речь идет о сотворении Адама и Евы, и в связи с трагическими событиями в Эдемском саду, где разыгрывается драма их грехопадения. Текст Библии косвенно указывает на разные положительные эмоциональные переживания первых людей (И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно… Быт 3:6). Но первая прямо названная эмоция — страх — вводится в однозначно отрицательном контексте: после того, как Ева, а затем Адам, съели запрещенные плоды от дерева познания добра и зла, они услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: [Адам,] где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся (Быт 3:8–10).

Итак, страх, по Библии, впервые проявляется у человека так или иначе в связи с грехопадением, то есть в контексте несовершенства человека. Уже одно это не может делать страх ни единственным, ни идеальным — скажу современным языком — мотиватором на пути к Богу.

Об этом много сказано в Новом Завете. Хорошо помню цитату из отца Андрея Кураева: «На страницах Евангелий чаще всего из уст Спасителя и Божиих вестников мы слышим призыв: Не бойтесь! С этими словами Ангел явился Захарии, будущему отцу святого Иоанна Предтечи. С этими словами Архангел предстал Деве Марии в Благовещении. С этими словами Воскресший Спаситель явил Себя апостолам…»

Безусловно, место страху есть в духовной жизни человека. Все мы хорошо помним слова из Ветхого Завета: начало премудрости — страх Господень (Притч 9:10). И эта мысль очевидно верна. Страх Бога, страх оскорбить Бога, страх пренебречь любовью Божьей, страх остаться без Бога, страх греха, страх наказания — это все мотивы человеческого поведения, которые могут и должны «работать» на спасение.

...приходит некто из дома начальника синагоги и говорит ему[Иаиру]: дочь твоя умерла; не утруждай Учителя. Но Иисус, услышав это, сказал ему: не бойся, только веруй, и спасена будет... (Лк 8:49–50)

Но если Бог есть любовь — то страх уже не может быть единственной движущей силой для ищущего спасения человека. Те слова, которые я процитирую ниже, находятся на последних страница Нового Завета, и, может быть, оттого так часто забываются, что редко прочитываются?..

В любви нет страха… Да-да… В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви. Это слова Первого Соборного послания апостола Иоанна Богослова (4:18). Бог-любовь возвел отношения любви на первое место в иерархии ценностей, любя человека, Он ждет от человека такого же отношения к Себе: ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа — это апостол Павел, в своем послании к Галатам (4:7). А это уже сам Христос: Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин, 15:15)

Все-таки совсем другой тип отношений, и отношений межчеловеческих, и, в первую очередь, другой тип отношений человека с Богом проповедует Евангелие в качестве актуальной духовной задачи — не отношения страха, и не отношения рабства… Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас — вот христианский идеал, цель, задача…

А страх… Страх, да, с момента грехопадения он неизбежно присутствует в мире падшего человечества. И главная компонента этого ощущения (наверное, справедливо его возводить до переживания ужаса) — это глобальная, всеобъемлющая проблема страха смерти, а точнее — страха небытия. Но говоря об ужасе перед небытием, нельзя не говорить о том, что, собственно, смысл всего христианства и заключается в том, что Христос решил проблему смерти Своим воскресением — и нам предложил это же решение, обещав христианам бессмертие и Царство Небесное. Христианин уже не может испытывать ужас перед смертью и перед небытием. Потому что ему указан выход.

Часто именно за этим и приходит человек в религию, в Церковь. Столкнувшись с глобальным ужасом небытия, человек ищет в христианстве путей преодоления этого ужаса. И тут результат может быть различным. Многие получают в Церкви то, за чем приходят, но многие получают в нагрузку, увы, и новые проблемы — новые страхи. На мой субъективный взгляд, православная культура сегодня излишне активно и далеко не всегда обоснованно оперирует страхами. Православного пугают всем: бесами, сковородками в аду, ИННами, концами света, нездоровьем и болезнями детей… Педагогика страха («не греши, а то корова сдохнет») — часто единственное оружие малоопытного духовника. Оружие сколь недостойное, столь и неэффективное — боящийся человек внутренне скован, он слеп, потому что его внутренний взгляд не способен видеть ничего, кроме предмета своего страха. Его богоданный разум подавлен, и он не может качественно совершать дело своего личного покаяния, которое есть преображение духа в направлении любви и радости.

Интересно, что когда человек приходит в религию, даже не нахватавшись ложных и ненужных страхов, один новый, но отчасти обоснованный страх все же ему может открыться. Этот тот страх (или даже ужас), о котором писали Толстой и Достоевский — страх самого себя. Действительно, познание Бога, даже относительное, открывает человеку море собственных несовершенств. И это видение себя в новом, нелицеприятном, свете, особенно по контрасту с прежней самоуспокаивающей позицией «у меня все хорошо», может рождать довольно тяжелые переживания. А незнание методов работы с несовершенствами вполне может рождать страх или даже ужас. А также уныние. Этим состояниям можно противопоставить святоотеческий призыв «не отчаивайся!» и веру в Божию любовь, которая принимает и прощает грешного человека, но для этого надо быть погруженным в церковную традицию, имеющую опыт преодоления таких состояний.

Нежелание или неспособность к преображению личности часто влечет за собой букет различных подмен. Эмоциональная погруженность в суррогатные переживания, в том числе увлечение культурой «хоррора», весьма эффективно отвлекает человека от внутреннего хаоса и ужаса. И еще от одной вещи может квалифицированно отвлечь фильм ужасов — от ужаса неустроенности реальной жизни. Настоящим «фильмом ужасов» может быть темный двор вечером в рабочем поселке, станица Кущевская, приемный покой больницы скорой помощи, казарма срочников в воинской части, дом престарелых, детское онкологическое отделение… А также камера СИЗО, «обезьянник» в местном отделении милиции, кабинет коррумпированного чиновника или депутата, гламурный клуб, который по сути — точка сбыта героина…

Столкновение с ужасом реальной жизни опасно: возможно, в какой-то мере оно обязывает человека к участию, что многократно усиливает эту опасность, и соответственно, страх; или рождает в человеке ощущение беспомощности, что тоже приводит к новому витку страха. Ужас же хоррора — это вполне безопасный ужас, он происходит на экране телевизора и не требует от нас какого-либо вмешательства и работы по улучшению реальности. Это игра в ужас. В общем, реальность сложна и неприятна, и в очередной раз выталкивает человека в виртуальный мир. Но это не жизнь, это подмена.

СВЕРДЛОВ Димитрий, священник