Комплексы, от которых комплексуют. Разговор с психоаналитиком

Психоанализ по Зигмунду Фрейду, который у нас с 20-х годов запрещали, сделался ныне очень модным. Теперь жена каждого артиллериста может проконсультироваться у своего психоаналитика, если ночью ей приснится гаубица, из которой днем стреляет ее муж. С психоаналитиком Сергеем ГРАЧЕВЫМ беседует наш корреспондент Сергей Осипов.

— КОМПЛЕКСЫ на нашу голову выдумал Фрейд?

— В приложении к психологии это слово впервые было употреблено в 1895 году в совместной работе Фрейда и Фрейера «Исследование стилей». Сам термин был введен, кажется, учеником Фрейда Юнгом. Тогда комплексы обозначали группы мыслей, идей, воспоминаний, которые были организованы вокруг некоей смысловой оси. Все они заряжены общей эмоциональной идеей и при этом частично бессознательны. Эти идеи, по Фрейду, связаны либо с сексуальными, либо с разрушительными мотивами.

— Мудрено. Настолько, что появляется вопрос: а были ли комплексы до Фрейда?

— Для меня то, что в быту имеется в виду под комплексом, на самом деле — невроз. Неврозы, как и комплексы, есть почти у всех. И были всегда. Другое дело, что сейчас их, похоже, стало больше. Хотя не исключаю возможности, что просто возрос к ним интерес. Название самого первого комплекса — эдипова — ввел лично Фрейд. Он может быть найден практически у всех и определяет отношение к родителям. Еще один комплекс ввел другой ученик Фрейда, Адлер, — комплекс неполноценности. Все нынешние производные от термина — типа «закомплексованность» — произошли именно от него. В обиходе им описываются всяческие психические сложности, связанные с неполноценностью, явной или кажущейся.

— То есть человеку кажется, что ему в жизни чего-то не хватает, и это что-то мешает жить?

— Или что-то лишнее, например — комплекс вины, то есть чувство вины перед кем-то, которое не совсем адекватно. Комплекс неполноценности, например, возникает, по Адлеру, у любого ребенка, т. к. тот мал, неумел, слаб и всецело зависит от своих родителей. Это факт, с которым трудно спорить. По Адлеру, это рождает так называемый мужской протест (не связан с каким-либо полом) и волю к власти. То есть ребенок требует к себе равного отношения, хочет доказать всем, что он все может сделать сам. Впоследствии из этого происходит желание выделиться — стать властителем людей ли, умов, капиталов…

— Что называется, у кого ж их нет?

— Индивидуальные комплексы уходят корнями глубоко в детство. Предположим, человек говорит, что его очень тревожит облысение, мнимое или реальное, собственного черепа. На самом же деле его беспокоит нечто совершенно другое. Настолько «другое», что он даже не знает, что именно. Предположим, его в детстве испугала собака, или папа не дал забить гвоздь молотком, или бог знает что еще. Просто по каким-то причинам это детское переживание «зацепилось» именно за шевелюру и породило «комплекс лысины». Если, предположим, доказать такому человеку, что с волосами у него все в порядке, ему тут же начнет казаться, что ему не хватает денег, или что у него тесная квартира, или что у него, скажем, кривые ноги и слишком выдающийся живот. Каждый человек может найти то, чего ему не хватает до полного счастья, но всегда для внутренней неудовлетворенности должны быть какие-то предпосылки. Человек обладает чувством неполноценности, связанным с переживанием, о котором он и сам не помнит.

— Может ли «комплекс лысины» влиять на реальное облысение?

— Напрямую вряд ли, но жизнь испортить может здорово. Любое чувство неполноценности усложняет личные контакты, и это уже вполне реально влияет на неудачи в личной жизни.

— Как проявляется чувство неполноценности?

— Это как упомянутые уже случаи недовольства собственным телом, так и чувство, что не хватает интеллекта. Вопреки распространенной поговорке «Каждый недоволен своим кошельком, но все довольны своим умом» это довольно распространенное явление. Проявляется оно, например, в чувстве профессиональной неполноценности. Ведь всегда можно найти человека, который делает аналогичную работу лучше тебя. Другое дело, как к этому относиться: можно молча страдать, а можно тянуться за тем, кого считаешь более компетентным. Когда будет казаться, что ты его достиг, найдешь себе следующий ориентир, ибо нет предела совершенству.

— Так что, комплекс неполноценности — своеобразный двигатель прогресса?

— Сплошь и рядом невротик перетолковывает свои симптомы как достоинства. Иногда, пытаясь компенсировать свою мнимую неполноценность, человек может реально многого достичь. Другой вопрос, что он, скорее всего, достиг бы того же и без комплекса.

— В наше время как-то даже стыдно не иметь комплексов. Действительно ли они есть у всех?

— Показное отсутствие комплексов — это тоже комплекс, только более сложный — «комплекс полноценности», или повышенное чувство собственной значимости. То, что раньше называлось манией величия. Человек, который демонстрирует, что он — самый лучший, умный, сильный, красивый, удачливый и т. д., компенсирует таким образом свое глубинное чувство неполноценности. Часто встречается тип человека, очень уверенного в себе, но как бы слегка пережимающего с этой уверенностью. Можно заподозрить, что тут все как раз наоборот: человек, действительно уверенный в себе, не нуждается в том, чтобы ежеминутно доказывать это.

— Допустим, объяснить при помощи психоанализа сложнейшие человеческие переживания возможно. Но как помочь избавиться от комплексов? И вообще, что первично: комплексы или психоанализ?

— В теории все просто: психоаналитик ищет глубинные причины неполноценности пациента, докапывается до них. Это возможно не всегда. Причины осознаются, после чего ликвидируются и симптомы комплекса неполноценности.

В реальности же ситуация, когда человек находится в контакте с психоаналитиком, сама по себе невротическая. Потому что невротик автоматически вырабатывает в себе невротическое отношение ко всем значащим для него личностям. А психоаналитик является таковой — на него возлагаются большие надежды, пациент видится с ним в идеале по 4–5 раз в неделю. Пациент рассказывает психоаналитику про себя ВСЕ подряд без утайки — это первое и основное правило психоанализа. Такого рода отношения становятся очень значимыми. Приобретая психоаналитика, приобретаешь еще один невроз.

Дальше начинается самое главное. Этот искусственный невроз делается полигоном, полем боя с основным неврозом. На основании невротических отношений, связывающих психоаналитика и пациента, происходит борьба с основным неврозом. В случае успеха психоаналитик с помощью пациента докапывается до первопричины невроза, хранящейся в глубинах подсознания. Мы называем это вытесненным образом. То, что находится в подсознании, управляет нами. То, что нами познано, является нашим слугой. Именно поэтому такое большое значение придается снам — окну в подсознание. Предположим, его в детстве испугала норовистая лошадь. Когда он вспомнит это, станет понятной и вся логическая цепочка, приведшая его к нынешнему состоянию. Когда человек вспомнит это во всех подробностях, происходит процесс, напоминающий условно прорыв гнойника. Момент окончательной постановки диагноза совпадает с моментом исцеления. Но если процесс пошел неуспешно, пациент уходит от аналитика, и расстанутся они врагами.

— А что, общемедицинский принцип «не навреди» на психоанализ не распространяется?

— Конечно, распространяется. Но тут пациенту приходится идти на некоторый риск. Кстати, он не столь велик: прибавление ко многим неврозам еще одного, связанного с личностью психоаналитика, ни на что существенно не влияет.

Тут необходимо сделать одно отступление: психоанализ — не вполне наука. Это частично искусство, как и сама психология. Все, что имеет дело с человеческим сознанием, не может претендовать на лавры строгой научной дисциплины: слишком материя неопределенная. Хотя бы потому, что невозможно соблюсти важнейшего критерия точной науки — повторяемости эксперимента, как и обеспечить повторяемость душевных явлений. Тем не менее какие-то свои основополагающие правила у психоанализа, хотя бы как у жанра искусства, есть. «Не навреди» — одно из них.

— Кстати, о чем говорит приснившаяся гаубица?

— Ни о чем.

Instagram: @alexandr__zubarev