Убей меня... :: Неудачник

Убей меня, мой черноглазый мальчик. Глядя на мои дрожащие губы, воткни этот чертов ножик прямо в грудь, я хочу умереть от твоей руки и закончить этот бесславный путь неудачника… Думаете, неудачник - это тот, кто ничего толком не умеет и оттого прозябает на дне жизни? Отнюдь. Зачастую неудачники это красивые, талантливые люди, просто в жизни они лишние. Такое ощущение, что их просто не должно быть, поэтому их самые гениальные произведения теряются в редакции или попадаются редактору на глаза в состоянии похмелья, это те, кто вытирает лицо полотенцем для ног, потому что им нравятся во-он те хорошенькие цветочки; они просто не вписываются в полотно жизни, не умеют крутиться, и в результате остаются там же, где и были. Движение из лестницы вверх для них превращается в круг, самые удивительные идеи кажутся в их устах бесцветными и тут же забываются, так уж они созданы. Я отлично знаю, о чем говорю, потому что я и есть типичный неудачник - отличное образование, использовать которое с толком мне не удалось, средненькое место штатного "летописца" в какой-то бульварной газетке и симпатичная мордашка, которая ничем мне в жизни не помогла. Надо посмотреть правде в глаза.

Мое терпение кончилось, когда я увидела статью и эту фотографию. На ней моя давняя знакомая, не отличавшаяся особыми талантами, представала в роли открытия года, музыкального гения, и хитро, довольно улыбалась. Я работала над тем же, над чем и она, в несколько раз дольше, но так и осталась никем с пачкой непризнанных творений, зато эта детка получила все. Нет, это не была зависть - мне было все равно, что получила она. Главное, что я внезапно поняла свой статус. Я была неудачником. И все мои мысли и чаяния ничего не стоили - я не умела их продавать, а удача про меня забыла, так что перспектив никаких не имелось. Бумага от издателя, предупреждавшего меня о скором расторжении контракта, подтверждала этот неутешительный вывод.

Все это было отвратительно. Я бы пережила обычный проигрыш, потому что была упертой девочкой, но осознать, что ты - никто, отбросить свои иллюзии и оказаться прямо перед истиной, которая хохочет себе в лицо, - это довольно сильное потрясение. Судьба выбрала меня на роль того ,кто смотрит на успех других с вожделением, достойным сексуального маньяка, а сам вытирает полы в консерватории, и это-то и было самым обидным. Пирожок достался не мне. Все, что я делала с целью продвинуть свои творения, оборачивалось неудачей. Кто-то должен писать, а кто-то читать, кто-то петь, а кто-то - слушать. Моя проблема была в том, что доставшийся мне по лотерее статус мне не нравился. Не нравился до скрипа зубов, до впившихся в ладошки ногтей, до бесцельной ненависти, не направленной конкретно ни на кого, а просто заставляющей бросать в стену тяжелые предметы, разгружая натянутые нервы.

С момента, когда я увидела свою знакомую в газете, прошло не так много времени, но каждый день подтверждал мои опасения на счет моего реального статуса. Я с остервенением пыталась переиграть Судьбу, но она высокомерно захлопывала передо мной все двери; кто-то упускает шансы - мне же их не давали. Я была космическим мусором, никто не собирался меня слушать, включать для меня зеленый свет или хвалить мои произведения. Их как будто не существовало.

Вот тогда мой извращенный ум и стал искать выходы из ситуации. Мне хотелось исправить вселенскую несправедливость, допущенную относительно меня, заставить Судьбу потерпеть поражение, открыть ее проклятые глаза; еще никогда моя деятельность не была столь кипучей. Я искала доказательства своим опасениям - и находила их в каждом происшествии. Все, вроде бы, было нормально, как и должно, - безобидный фасад обывателя среднего класса, но на самом деле Бог меня не слышал. Кто-то перерезал провод до небес, используя меня, как козла отпущения, как вечного слушателя и читателя всяких бездарных опусов тех, кому повезло. Мне же не везло никогда. Даже трамвай никогда не подходил вовремя, а если такое и случалось, то рядом стоял тот счастливчик, которому это было необходимо.

Постепенно я стала приходить к выводу, что единственным выходом из такой ситуации была смерть. Причем смерть помпезная, трагическая, - то, что всегда привлекает внимание людей и делает безызвестных поэтов героями. При жизни все двери передо мной были закрыты, но ведь то, что я написала, не умрет; при хорошо продуманных действиях я смогу хорошенько пнуть глухую к моим мольбам Судьбу, уже лежа в могиле. Неважно, что я этого не увижу, - исполнение такого плана принесет мне мрачное удовлетворение. Решив так, я обрела цель, и цель эта была ясной и понятной. Моя ярость двигала мной.

Убить меня должен мужчина. Никаких женщин, нет, - это должна быть история любви, даже исступленной страсти, ненависти к моему таланту и влечения к моему телу. Узнав о смерти, зададут себе вопрос "почему?", и ответ уже будет готов - из-за того, что я пишу, как мастер, из-за того, что мои слова сжигают заживо… Я сняла со своего счета все деньги и написала ворох писем от еще неведомого мужчины. Я продумала каждую деталь, я представила, как он пахнет, как он держит голову, как смотрит темными глазами - и видит, что я не с ним, а в придуманных мирах; я прочувствовала его ярость, его сомнение, я видела себя его глазами. Он ожил в моих письмах, я ощущала его присутствие за спиной. Это была лучшая моя работа.

Далее следовало выполнить самую тяжелую часть плана - найти того, кто убьет меня. Я не была способна на самоубийство, к тому же это требовало изощренности, которой я не обладала; все должно было быть естественным, как любой настоящий шедевр. Мужчина должен быть красив. Никаких уродов, готовых за пару долларов на все, - мой герой должен словно сойти со старинной фрески, красивый и независимый, покоренный моим искусством, будто зачарованная демоном дева. Но где найдешь такого? Я отлично знала ответ - у меня на примете был распутный парень, такой же неудачник, как и я, не умеющий как следует использовать свой ум и погрязший в проблемах с наркотиками. Да, Судьба получит удар от нас двоих - жалкого наркомана и не состоявшейся писательницы. Главное в фильме - не мастерство актеров, а грамотная режиссура, хорошая интрига, и я устрою все так, как надо. Я заказала неведомому художнику несколько портретов прекрасного убийцы, и они заняли прочное место в моей небольшой квартирке. В остатке моей жизни.

Когда сцена была подготовлена, я поговорила с Трэем и предложила ему все свои деньги взамен на убийство. Он посмотрел на меня прекрасными, как у ангела глазами, затуманенными очередным зельем, и усмехнулся.

- Ты сумасшедшая, - проговорил он, чуть скривив губы. - Ты хочешь обыграть того, у кого на руках все фишки, детка.

- Ты все равно долго не протянешь, - пожала плечами я. - Я не буду сопротивляться, все окажется очень просто. Ты ведь тоже хочешь прекратить все.

- Ты будешь сопротивляться, детка, - опять усмехнулся он, падая в кресло и глядя на свои портреты, на которых он походил на демона-искусителя. - Все сопротивляются, когда приходит их черед…

- Ты отказываешься? - рассердилась я. - Конечно, мне стоило догадаться, жалкая тварь… Ты можешь стать частью моей легенды, а вместо этого боишься загреметь за решетку! Я дам тебе столько денег, что тебе вполне хватит умереть от наслаждения…

- Хорошо, я убью тебя.

Трэй подошел ко мне и заглянул в глаза своими мутными зрачками.

- Да, я тебя убью, детка. Ты этого заслуживаешь.

- Отлично.

Мы выпили вина, и я изложила свой план. Трэй смотрел в никуда, небрежно крутя бокал, в котором плескалось кровавое вино; он действительно был красив, и я не понимала, почему ему так и не удалось охмурить богатую барышню, стать альфонсом или моделью. Его пальцы хотелось поцеловать. Он походил на аристократа в изгнании. На лорда Байрона. Газетчики будут вырывать друг у друга его фотографии… Главное - грамотный маркетинг, разве нет? Так говорили мне те, кому повезло. Трэй кивал, он согласился переписать сочиненные мной письма своей рукой, он поцеловал меня в плечо, дьявольски усмехнувшись, когда уходил, и я запомнила, как он пахнет. Именно так, как я представила себе.

Я все приготовила, расставила актеров, набросала характеры, моя сенсация была готова. Апогей саморекламы. Я должна была забыть, что это игра, и писала, писала, создавая что-то безумное. Глядя на портрет Трэя, с развевающимися волосами, с раскинутыми крыльями, я чувствовала себя ведьмой, вызвавшей своего демона в пентаграмму. И не совладавшей с ним. Через несколько дней пришло первое письмо, и оно обдало меня черным огнем из преисподней, в которой находился Трэй. Он не собирался быть пассивным исполнителем, и я не узнавала слова, которые написала для него, - листы бумаги корчились от слов, которые он создал в своем наркотическом сне. Мне стало страшно. Его строки были острыми и угрожающими, в них был отзвук той страсти, которая должна была убить меня, в них жила смерть и вожделение, жажда освободиться… Остатки его гордости продолжали мою фантазию.

Он приходил ко мне только вечером и садился в кресло, не включая свет. Его лицо носило следы истощения и болезни, но все равно Трэй был красив, и то, как он двигался, его медленные усталые жесты, порхание его ресниц, - все это заставляло мою душу сжиматься в неясном страхе. Он читал то, что я создавала, и уходил. Я пыталась поговорить с ним, но Трэй молчал, глядя на меня насмешливыми глазами, он пугал меня, и я замирала, глядя, как вытягивается на полу его тень. Иногда он бросал какие-то фразы в темноту, и всегда они были неясны. Его слова заставляли меня дрожать.

- Ты пишешь, как богиня…. - однажды Трэй отложил рукописи в сторону и надвинулся на меня, прикасаясь бледными ладонями. - Я знаю, почему боги не дают тебе удачи. Ты слишком жестока и испорчена, детка, чтобы давать тебе такую власть.

- Я… я не хотела обидеть тебя… - почему-то стала оправдываться я, но он уже отпустил мои плечи и направился к двери неслышными шагами.

- Уже скоро, - ответил он и хлопнул дверью.

Он начал преследовать меня, присылать угрозы, как мы и договаривались, но они были совсем не такие, как я задумывала. Они были намного более осязаемыми, а слова страсти - более горячими и терпкими, чем придуманные мной. Когда Трэй пришел в следующий раз, меня трясло от одного его присутствия. Он не стал ничего читать, выбив рукописи из рук.

- Они не нужны мне.

Он начал раздеваться. Медленно и не отрывая своих глаз от моего испуганного лица.

- Мне нужна ты.

Листы бумаги разлетелись по прихожей белыми хлопьями, и он безжалостно топтал их, приближаясь ко мне. Порочный лорд Байрон, вторая половина легенды, моя неминуемая гибель… Я дала ему цель, как придумала ее и для себя, и теперь Трэй доставал нож, впиваясь в мои губы своими, запуская свои восхитительные пальцы в мои волосы, превосходно исполняя роль ради дозы наркотика. Меня трясло.

- Ты боишься? - Трэй усмехнулся, расстегивая мою рубашку.

- Нет, - я сглотнула, пытаясь не поддаться желанию убежать прочь, раскроить ему череп, закричать, поддаться ужасу и инстинкту самосохранения.

- Прощай, детка… - слова порхнули в ночь призраком-убийцей..

Лезвие взметнулось перед моими глазами, и я не выдержала, рванувшись куда-то прочь, закричав, зарыдав, оставляя в его руках обрывки рубашки и роняя в темноте попадающиеся под ноги предметы.

- Нет! Нет! Я не хочу! - всхлипывала я, вырываясь из рук Трэя, цепко поймавших улетающую птичку.

Я не могла достойно закончить свою пьесу, уткнувшись в занавеску, сползая куда-то под стол в невыразимом унижении, пытаясь забиться в угол. Мне оказалось не под силу завершить продуманный до мелочей шедевр, как это всегда бывает с неудачниками.

- Я же говорил, что ты будешь сопротивляться, - усмехнулся Трэй, бросив лезвие на пол.

Через некоторое время я подняла голову, но его уже не было. Только звук захлопывающейся двери сказал мне о том, что я опять проиграла…
обращений к странице:35272